На данном веб-ресурсе публикуются стихотворения поэта, журналиста, фронтовика Евгения Ефимовича Каширского.
Сайт постоянно обновляется!
Биография поэта доступна в Википедии по ссылке
Стихотворения:
(Рассказ отца)
Когда веками длилось горе
И был удар бича жесток,
Молил народ «Блесни Аврора»
Взгляд устремляя на Восток.
Но цепи туже на запястьях
Смыкались людям. И во тьме
Свою мечту о вечном счастье
Они лелеяли в уме.
И на Восток глядели снова,
Цепями ржавыми звеня,
Где зажигалася пунцово
Предвестница большого дня.
Но час настал: в красе и силе
«Аврора» курс в Неву взяла
И шквалом огненным в России
Сожгла двуглавого орла.
Проникновенный луч рассвета
Согрел сердца людей теплом,
Россию сделал на планете
Для мира – мирным маяком.
И вечно будет неизменен
Луч путеводный маяка
И светлый путь, который Ленин
Всем указал с броневика.
Когда веками длилось горе
И был удар бича жесток,
Молил народ «Блесни Аврора»
Взгляд устремляя на Восток.
Но цепи туже на запястьях
Смыкались людям. И во тьме
Свою мечту о вечном счастье
Они лелеяли в уме.
И на Восток глядели снова,
Цепями ржавыми звеня,
Где зажигалася пунцово
Предвестница большого дня.
Но час настал: в красе и силе
«Аврора» курс в Неву взяла
И шквалом огненным в России
Сожгла двуглавого орла.
Проникновенный луч рассвета
Согрел сердца людей теплом,
Россию сделал на планете
Для мира – мирным маяком.
И вечно будет неизменен
Луч путеводный маяка
И светлый путь, который Ленин
Всем указал с броневика.
Ещё морозы на Алтае,
Еще белым-бело кругом,
А он с утра в полях шагает –
Неугомонный агроном.
И думает: не за горами
Певунья русская – весна.
Колхоз гордится семенами:
Уж семена так семена!
А тут всю ночь метели злились,
Металась бешено пурга.
Душа болит – щиты целы ли.
Не унесло ли снег в лога.
- Гляди ты, дома – ни минуты, -
Толкуют старики села, -
Видать, в алтайском институте
Идут на уровне дела;
Все знает парень, где на склонах
Обдули землю ветерки…
В глазах восторг у агронома:
Снега отменно глубоки.
Домой он возвращался трактом
С горячей мыслью об одном:
В коммунистическое завтра
Войти с невиданным зерном.
Еще белым-бело кругом,
А он с утра в полях шагает –
Неугомонный агроном.
И думает: не за горами
Певунья русская – весна.
Колхоз гордится семенами:
Уж семена так семена!
А тут всю ночь метели злились,
Металась бешено пурга.
Душа болит – щиты целы ли.
Не унесло ли снег в лога.
- Гляди ты, дома – ни минуты, -
Толкуют старики села, -
Видать, в алтайском институте
Идут на уровне дела;
Все знает парень, где на склонах
Обдули землю ветерки…
В глазах восторг у агронома:
Снега отменно глубоки.
Домой он возвращался трактом
С горячей мыслью об одном:
В коммунистическое завтра
Войти с невиданным зерном.
Лязг лебедок в товарном порту,
Перекличка сирен и гудков.
Стук багров на тяжелом плоту,
Резковатая речь сплавщиков.
Катера рыбаков вдалеке,
У косы рыжегорбой, видны,
И твоею рукой на реке
Путевые огни зажжены.
Ты довольна: по ним держат путь,
Уходя в дальний рейс, катера,
Плотогонщики смело ведут
Кошели до утра до утра.
Пусть бывает порой тяжело,
Если буйствует ветер шальной
И водища разгневанно, зло
Бьёт о лодку метровой волной.
Только скажешь себе ты: - Смелей!
Ничего, что на лодке одна.
И гордишься работой своей,
А тобой – дорогая страна.
Вот сейчас ты вернулся домой,
Ветер с луга над Обью прошёл.
Ты любуешься быстрой рекой,
На душе хорошо, хорошо.
Басовитый буксира гудок
Долетел и завял в тальнике.
Но горит и горит огонёк
На великой сибирской реке.
Рулевой его сразу найдёт:
Зорок лоцмана опытный взгляд.
И спокойно ведет пароход,
Не пугает его перекат.
Ночь слепая ему нипочем –
Огонек путь укажет везде,
И в тумане холодном, густом
Проплывет по глубокой воде.
Нежно платье тебе теребит
Легкокрылый шалун-ветерок.
…На любимой, широкой Оби
Ты сама – путевой огонёк.
Перекличка сирен и гудков.
Стук багров на тяжелом плоту,
Резковатая речь сплавщиков.
Катера рыбаков вдалеке,
У косы рыжегорбой, видны,
И твоею рукой на реке
Путевые огни зажжены.
Ты довольна: по ним держат путь,
Уходя в дальний рейс, катера,
Плотогонщики смело ведут
Кошели до утра до утра.
Пусть бывает порой тяжело,
Если буйствует ветер шальной
И водища разгневанно, зло
Бьёт о лодку метровой волной.
Только скажешь себе ты: - Смелей!
Ничего, что на лодке одна.
И гордишься работой своей,
А тобой – дорогая страна.
Вот сейчас ты вернулся домой,
Ветер с луга над Обью прошёл.
Ты любуешься быстрой рекой,
На душе хорошо, хорошо.
Басовитый буксира гудок
Долетел и завял в тальнике.
Но горит и горит огонёк
На великой сибирской реке.
Рулевой его сразу найдёт:
Зорок лоцмана опытный взгляд.
И спокойно ведет пароход,
Не пугает его перекат.
Ночь слепая ему нипочем –
Огонек путь укажет везде,
И в тумане холодном, густом
Проплывет по глубокой воде.
Нежно платье тебе теребит
Легкокрылый шалун-ветерок.
…На любимой, широкой Оби
Ты сама – путевой огонёк.
Отработал весну ледоломом,
Плещет в берег река волнобоем.
Чайки, брызги взметая крылом,
Промышляют к обеду разбоем.
Солнце к пляжам лучи-проводки
Подключило – песок полыхает.
Краснобоких буксиров гудки
В тальниках за озерами тают.
Снова бакенщик меряет дно,
Снова девичий смех на паромах.
В теплоходное веет окно
Белый ветер заречных черемух.
Обь струится вольна и светла,
На спине теплоходы качая.
Как ты русскому сердцу мила,
Голубая дорога Алтая.
Плещет в берег река волнобоем.
Чайки, брызги взметая крылом,
Промышляют к обеду разбоем.
Солнце к пляжам лучи-проводки
Подключило – песок полыхает.
Краснобоких буксиров гудки
В тальниках за озерами тают.
Снова бакенщик меряет дно,
Снова девичий смех на паромах.
В теплоходное веет окно
Белый ветер заречных черемух.
Обь струится вольна и светла,
На спине теплоходы качая.
Как ты русскому сердцу мила,
Голубая дорога Алтая.
Старая пословица знакома,
А напрасно кто-то предрекал:
«Первый блин всегда выходит комом,
Что бы делать ты не начинал»
Довелось пословицу услышать
На Алтае перед посевной.
Только наш отряд на залежь вышел,
Подошел к нам бородач седой.
Закурили с дедом мы вначале,
А потом лукаво он сказал:
- Вы того, запомните сельчане,
Как бы труд ваш даром не пропал.
Первый блин всегда выходит комом,
Трудновато поднимать целик…
И хотелось разразиться громом,
Прокричать: «Типун вам на язык».
Но дипломатически смолчали,
Уважая деда седину…
Вопреки провидцу распахали
Всю как есть в округе целину.
А потом пословицу и деда
Позабыли, - увлекли дела.
Пролетело солнечное лето,
Незаметно осень подошла.
Выросла на целине пшеница,
Брось фуражку – и висит на ней.
И народ не может надивиться
Красотой и тучностью полей.
И полкруга не пройдут комбайны –
Бункера просторные полны,
И на завтрак в Кулундинской чайной
Подают румяные блины.
За блинами дед сидел, как дома,
Ел, хвалил, скося на нас глаза.
Первый блин, как видите, не комом,
Даже в горле, - тракторист сказал.
Этой вот пословице старинной
Не поверю больше никогда.
Угощает нас с земли целинной
Чудными блинами Кулунда.
А напрасно кто-то предрекал:
«Первый блин всегда выходит комом,
Что бы делать ты не начинал»
Довелось пословицу услышать
На Алтае перед посевной.
Только наш отряд на залежь вышел,
Подошел к нам бородач седой.
Закурили с дедом мы вначале,
А потом лукаво он сказал:
- Вы того, запомните сельчане,
Как бы труд ваш даром не пропал.
Первый блин всегда выходит комом,
Трудновато поднимать целик…
И хотелось разразиться громом,
Прокричать: «Типун вам на язык».
Но дипломатически смолчали,
Уважая деда седину…
Вопреки провидцу распахали
Всю как есть в округе целину.
А потом пословицу и деда
Позабыли, - увлекли дела.
Пролетело солнечное лето,
Незаметно осень подошла.
Выросла на целине пшеница,
Брось фуражку – и висит на ней.
И народ не может надивиться
Красотой и тучностью полей.
И полкруга не пройдут комбайны –
Бункера просторные полны,
И на завтрак в Кулундинской чайной
Подают румяные блины.
За блинами дед сидел, как дома,
Ел, хвалил, скося на нас глаза.
Первый блин, как видите, не комом,
Даже в горле, - тракторист сказал.
Этой вот пословице старинной
Не поверю больше никогда.
Угощает нас с земли целинной
Чудными блинами Кулунда.
Отроги дикие
Алтайских гор.
Степной – пихтач.
Ни тропки, ни дорожки…
Спустились сумерки.
Мы развели костер,
В золе лиловой напекли картошки.
Сидели молча у костра кружком.
Косынка пламени неторопливо тлела.
И чаем,
Чуть приправленным дымком,
Озябшее отогревали тело.
Рукою сна от глаз не отмахнуть.
В ногах гудели версты Салаира.
И звал шалаш еловый отдохнуть
От геокарт,
От трубки нивелира.
Лучи заката
На вершинах скал,
Как свечи, тлели, медленно сгорая,
И только лишь гранитный перевал
Пылал кострами, темень озаряя.
Там мы с теодолитами прошли
По дну расселин,
Каменистых балок.
И ночью
В мощные пласты земли
Вонзились челюсти землечерпалок.
От наступленья
Перевал гудел,
Шуршал песок,
Хрустел колючий щебень.
И любовалась удалью людей
Медведица Большая в темном небе.
Проплыв над нашим ветхим шалашом,
Она спускаться начала к бригадам.
И ей хотелось золотым ковшом
Работать с экскаваторами рядом!
Алтайских гор.
Степной – пихтач.
Ни тропки, ни дорожки…
Спустились сумерки.
Мы развели костер,
В золе лиловой напекли картошки.
Сидели молча у костра кружком.
Косынка пламени неторопливо тлела.
И чаем,
Чуть приправленным дымком,
Озябшее отогревали тело.
Рукою сна от глаз не отмахнуть.
В ногах гудели версты Салаира.
И звал шалаш еловый отдохнуть
От геокарт,
От трубки нивелира.
Лучи заката
На вершинах скал,
Как свечи, тлели, медленно сгорая,
И только лишь гранитный перевал
Пылал кострами, темень озаряя.
Там мы с теодолитами прошли
По дну расселин,
Каменистых балок.
И ночью
В мощные пласты земли
Вонзились челюсти землечерпалок.
От наступленья
Перевал гудел,
Шуршал песок,
Хрустел колючий щебень.
И любовалась удалью людей
Медведица Большая в темном небе.
Проплыв над нашим ветхим шалашом,
Она спускаться начала к бригадам.
И ей хотелось золотым ковшом
Работать с экскаваторами рядом!
Отроги дикие Алтайских гор,
Где камень к камню плотно приторочен…
Спустились сумерки.
Строительства парторг
Сказал на партсобрании рабочим:
- Товарищи, дел много впереди,
Об отдыхе на время позабудем –
Должны сегодня перевал пройти,
Я думаю, что спать не станут люди…
Туманы сизые по скатам потекли
На дно расселин, каменистых балок…
И ночью в мощные пласты земли
Вонзались челюсти землечерпалок.
От наступленья перевал гудел,
Шуршал песок, хрустел колючий щебень,
И любовалась удалью людей
Медведица Большая в темной небе.
И, восхищенная строителей трудом,
Она спускаться начала к бригадам.
Видать, хотела золотым ковшом
Работать с экскаваторами рядом.
Где камень к камню плотно приторочен…
Спустились сумерки.
Строительства парторг
Сказал на партсобрании рабочим:
- Товарищи, дел много впереди,
Об отдыхе на время позабудем –
Должны сегодня перевал пройти,
Я думаю, что спать не станут люди…
Туманы сизые по скатам потекли
На дно расселин, каменистых балок…
И ночью в мощные пласты земли
Вонзались челюсти землечерпалок.
От наступленья перевал гудел,
Шуршал песок, хрустел колючий щебень,
И любовалась удалью людей
Медведица Большая в темной небе.
И, восхищенная строителей трудом,
Она спускаться начала к бригадам.
Видать, хотела золотым ковшом
Работать с экскаваторами рядом.
Крепко помогал нам бронепоезд «Комсомолец», отбитый у колчаковцев. Он громил бандитские тылы в Сибири. Командиром на бронепоезде был питерский коммунист, а команду составляли пятнадцать юных красногвардейцев. (из воспоминаний партизана Беседина).
I
Ночь бродит осадным Алейском,
Поземкой юля вихревой.
Нежданным на станцию рейсом
Пришел бронепоезд чужой.
Под низкими избами кроясь,
Бойцы просмотрели глаза,
Но мирно стоял бронепоезд,
Ничем никому не грозя.
Спустился по лестнице-трапу
Старик-машинист на перрон,
Потом к партизанскому штабу
Торопко направился он.
И в штабе,
С народом освоясь,
Поправив на лацкане бант,
Промолвил:
- Прорвались сквозь пояс
Кулацко-колчаковских банд.
Добавил, пресилив усталость,
Седые усы теребя:
- Со мною не много осталось,
Пятнадцать надежных ребят.
Железная печка алела,
Тепло развивая волной,
И плыл над осенним Алеем,
Как парус, рассвет голубой.
II
Победно гулял бронепоезд
По белым тылам на войне,
И слово одно «Комсомолец»
Горело огнем на броне.
Зарею веселою реял
Октябрьский кумач по полям.
Наводкой прямой батареи
Гвоздили по вражьим штабам.
И был бронепоезд неистов.
Запомнили банды навек
Из Питера машиниста,
Пятнадцать его человек.
Команду с живинкою риска
Любила простая Сибирь,
Силищу броненную к Бийску
Повел машинист-командир.
И здесь за деревнею дальней
Под утро в слепую пургу
Попался в ловушку случайно –
Застрял бронепоезд в снегу.
Колчаковцы спешились рядом,
«Сдавайтесь!» - маячил связист.
…Шесть дней отбивались ребята.
И с ними старик-машинист.
Туманилось белое поле
От гула снарядов и мин,
Но насмерть стоял «Комсомолец»,
Как верный республики сын.
- Ребята, мы партии люди, -
Сказал машинист прямиком. –
Сдаваться бандитам не будем,
Мы здесь, как герои умрём!
***
Ребята под красное знамя встают:
- Отсюда – ни шагу…Ни шагу!
Пускай беляки бронепоезд возьмут,
Как взяли японцы «Варяга»…
I
Ночь бродит осадным Алейском,
Поземкой юля вихревой.
Нежданным на станцию рейсом
Пришел бронепоезд чужой.
Под низкими избами кроясь,
Бойцы просмотрели глаза,
Но мирно стоял бронепоезд,
Ничем никому не грозя.
Спустился по лестнице-трапу
Старик-машинист на перрон,
Потом к партизанскому штабу
Торопко направился он.
И в штабе,
С народом освоясь,
Поправив на лацкане бант,
Промолвил:
- Прорвались сквозь пояс
Кулацко-колчаковских банд.
Добавил, пресилив усталость,
Седые усы теребя:
- Со мною не много осталось,
Пятнадцать надежных ребят.
Железная печка алела,
Тепло развивая волной,
И плыл над осенним Алеем,
Как парус, рассвет голубой.
II
Победно гулял бронепоезд
По белым тылам на войне,
И слово одно «Комсомолец»
Горело огнем на броне.
Зарею веселою реял
Октябрьский кумач по полям.
Наводкой прямой батареи
Гвоздили по вражьим штабам.
И был бронепоезд неистов.
Запомнили банды навек
Из Питера машиниста,
Пятнадцать его человек.
Команду с живинкою риска
Любила простая Сибирь,
Силищу броненную к Бийску
Повел машинист-командир.
И здесь за деревнею дальней
Под утро в слепую пургу
Попался в ловушку случайно –
Застрял бронепоезд в снегу.
Колчаковцы спешились рядом,
«Сдавайтесь!» - маячил связист.
…Шесть дней отбивались ребята.
И с ними старик-машинист.
Туманилось белое поле
От гула снарядов и мин,
Но насмерть стоял «Комсомолец»,
Как верный республики сын.
- Ребята, мы партии люди, -
Сказал машинист прямиком. –
Сдаваться бандитам не будем,
Мы здесь, как герои умрём!
***
Ребята под красное знамя встают:
- Отсюда – ни шагу…Ни шагу!
Пускай беляки бронепоезд возьмут,
Как взяли японцы «Варяга»…
Косули следы приведут к водопою,
А дальше – чащоба и сопок гряда.
Однажды охотник безвестной тропою
Под вечер пришел ненароком сюда.
Неслись из урочищ протяжно и гулко
Волчиц голоса с непогодою в лад.
Охотник подумал: - Эге! Закоулок.
Сюда и Макар не загнал бы телят!..
И нам было трудно. Скалу прорубали
С мудреным названием «Бронзовый рог».
Случалось, в ночи у костра оттирали
Застывшие пальцы натруженных ног!
Хлестали в упор из-под ели косматой,
Как пули, голодные волчьи зрачки.
Но мы выводили в забой экскаватор,
Горячей ладонью зажав рычаги.
И ковш экскаватора в небе «восьмёрку»
Выписывал четко. Мотор не шалил.
И взгляд машиниста, наметанный, зоркий,
Хитринкой горел и, смеясь, говорил:
«Хоть «Бронзовый рог», а согнули, сломали,
Засыпали пади, прошли зыбуны…»
Сегодня мы едем стальной магистралью,
Вдыхая смолистый настой тишины.
Со мной экскаваторщик. Этаких тыщи.
Приземистый, тихий, уставший слегка.
Спросил я: - «На отдых?»
«Да что ты, дружище, -
Туда, где ещё не ступала нога!
А дальше – чащоба и сопок гряда.
Однажды охотник безвестной тропою
Под вечер пришел ненароком сюда.
Неслись из урочищ протяжно и гулко
Волчиц голоса с непогодою в лад.
Охотник подумал: - Эге! Закоулок.
Сюда и Макар не загнал бы телят!..
И нам было трудно. Скалу прорубали
С мудреным названием «Бронзовый рог».
Случалось, в ночи у костра оттирали
Застывшие пальцы натруженных ног!
Хлестали в упор из-под ели косматой,
Как пули, голодные волчьи зрачки.
Но мы выводили в забой экскаватор,
Горячей ладонью зажав рычаги.
И ковш экскаватора в небе «восьмёрку»
Выписывал четко. Мотор не шалил.
И взгляд машиниста, наметанный, зоркий,
Хитринкой горел и, смеясь, говорил:
«Хоть «Бронзовый рог», а согнули, сломали,
Засыпали пади, прошли зыбуны…»
Сегодня мы едем стальной магистралью,
Вдыхая смолистый настой тишины.
Со мной экскаваторщик. Этаких тыщи.
Приземистый, тихий, уставший слегка.
Спросил я: - «На отдых?»
«Да что ты, дружище, -
Туда, где ещё не ступала нога!
Вешним утром выстрелили почки,
Не было ни дыма, ни огня.
И пошли стремительно, цепочкой,
Властно в наступленье зеленя.
День звенел во всем великолепье,
Океаном солнца осенен.
Мягким лугом, ветровою степью
Мчался вдаль зелёный эскадрон.
По душе нам мира обновленье,
И с октябрьских грозовых высот,
Как весна, победно в наступленье
Нас Ленинская партия ведёт.
Знают, верят на планете люди:
Навсегда, прекрасна и ясна,
На земле прописанною будет
Коммунизма светлая весна.
Не было ни дыма, ни огня.
И пошли стремительно, цепочкой,
Властно в наступленье зеленя.
День звенел во всем великолепье,
Океаном солнца осенен.
Мягким лугом, ветровою степью
Мчался вдаль зелёный эскадрон.
По душе нам мира обновленье,
И с октябрьских грозовых высот,
Как весна, победно в наступленье
Нас Ленинская партия ведёт.
Знают, верят на планете люди:
Навсегда, прекрасна и ясна,
На земле прописанною будет
Коммунизма светлая весна.
Сегодня от желанья не отступим,
Не зря в сберкассе деньги я берег
Жене – пальто, а мне – приемник купим.
(Хотелось шестиламповый «Восток»)*
Всё стало так, как утром порешили,
И лишь в одном была моя вина –
На ужин в «Гастрономе» прихватили
Бутылочку кавказского вина.
И вот наш дом.
Уютом дышат стены,
Высокий фикус дремлет у окна,
С дочуркой занимаюсь я антенной,
Своим пальто – у зеркала жена.
А в окна смотрят зимние потёмки.
Трещат в голландке весело дрова.
- Жена, станцуем…- Я включил приемник,
И в комнате с концертами Москва!
Потом стихи Сергея Михалкова
Дошкольникам Сперантова прочла.
Дочурка повторяла слово в слово –
Такая книжка у неё была.
Вдруг девочка случайно повернула
Блестящий на панели рычажок –
Холодной стужей в комнату пахнуло,
И зло мигнул зеленый огонёк.
Слова чужие из другого мира
Эфир нежданно в комнату занёс…
Казалось, в нашу тихую квартиру
Вошел с ножом заокеанский босс.
За что грозит нам этот злобный голос,
Я задавал вопрос себе – за что?
Что злит его – цветущий хлебный колос?
Моей жены красивое пальто?
И, сдвинув брови тонкие сурово,
Внимания глубокого полна,
То на меня, то на приемник снова
Бросала взгляд притихшая жена.
А дочь сидела преспокойно рядом
И трогала малюсенькой рукой
Медаль «За оборону Сталинграда»
На старой гимнастёрке фронтовой.
Не зря в сберкассе деньги я берег
Жене – пальто, а мне – приемник купим.
(Хотелось шестиламповый «Восток»)*
Всё стало так, как утром порешили,
И лишь в одном была моя вина –
На ужин в «Гастрономе» прихватили
Бутылочку кавказского вина.
И вот наш дом.
Уютом дышат стены,
Высокий фикус дремлет у окна,
С дочуркой занимаюсь я антенной,
Своим пальто – у зеркала жена.
А в окна смотрят зимние потёмки.
Трещат в голландке весело дрова.
- Жена, станцуем…- Я включил приемник,
И в комнате с концертами Москва!
Потом стихи Сергея Михалкова
Дошкольникам Сперантова прочла.
Дочурка повторяла слово в слово –
Такая книжка у неё была.
Вдруг девочка случайно повернула
Блестящий на панели рычажок –
Холодной стужей в комнату пахнуло,
И зло мигнул зеленый огонёк.
Слова чужие из другого мира
Эфир нежданно в комнату занёс…
Казалось, в нашу тихую квартиру
Вошел с ножом заокеанский босс.
За что грозит нам этот злобный голос,
Я задавал вопрос себе – за что?
Что злит его – цветущий хлебный колос?
Моей жены красивое пальто?
И, сдвинув брови тонкие сурово,
Внимания глубокого полна,
То на меня, то на приемник снова
Бросала взгляд притихшая жена.
А дочь сидела преспокойно рядом
И трогала малюсенькой рукой
Медаль «За оборону Сталинграда»
На старой гимнастёрке фронтовой.
Лере*
Сегодня от решенья не отступим,
В сберкассе деньги я берег не зря,
Жене – пальто, а мне, конечно купим
Приемник шестиламповый «Заря».
Все стало так, как утром порешили…
И даже больше – к ужину жена
Тихонько в гастрономе прихватила
Бутылочку кавказского вина.
И вот наш дом.
Уютом дышат стены,
Высокий фикус дремлет у окна.
С дочуркой занимаюсь я антенной,
Своим пальто – у зеркала жена.
А в окна смотрят мирные потёмки.
Трещат в голландке весело дрова.
Тепло и тихо.
Я включил приемник,
И в комнате – с концертами Москва!
Потом стихи Сергея Михалкова
Дошкольникам Сперантова прочла.
Дочурка повторяла слово в слово –
Такая книжка у неё была.
Пускай картавила немножечко девчонка,
Я всё равно, восторга не тая,
Смеялся заразительно и громко.
А мать дочурке: - Умница моя.
Вдруг девочка случайно повернула
Блестящий на панели рычажок.
Холодной стужей в комнату подуло,
И зло мигнул зелёный огонек.
Слова чужие из другого мира
Закинула к нам радиоволна.
Казалось в нашу тихую квартиру
Незванной гостьей забрела война.
И, сдвинув брови тонкие сурово,
Внимания глубокого полна,
То на меня, то на приемник снова
Бросала взгляд притихшая жена.
За что грозил нам этот злобный голос,
Я задавал вопрос себе, за что?
Что злит его? Цветущий хлебный колос?
Моей жене осеннее пальто?
А дочь сидела преспокойно рядом
И трогала малюсенькой рукой
Медаль «За оборону Сталинграда»
На старой гимнастерке фронтовой.
*В поздней редакции
Сегодня от решенья не отступим,
В сберкассе деньги я берег не зря,
Жене – пальто, а мне, конечно купим
Приемник шестиламповый «Заря».
Все стало так, как утром порешили…
И даже больше – к ужину жена
Тихонько в гастрономе прихватила
Бутылочку кавказского вина.
И вот наш дом.
Уютом дышат стены,
Высокий фикус дремлет у окна.
С дочуркой занимаюсь я антенной,
Своим пальто – у зеркала жена.
А в окна смотрят мирные потёмки.
Трещат в голландке весело дрова.
Тепло и тихо.
Я включил приемник,
И в комнате – с концертами Москва!
Потом стихи Сергея Михалкова
Дошкольникам Сперантова прочла.
Дочурка повторяла слово в слово –
Такая книжка у неё была.
Пускай картавила немножечко девчонка,
Я всё равно, восторга не тая,
Смеялся заразительно и громко.
А мать дочурке: - Умница моя.
Вдруг девочка случайно повернула
Блестящий на панели рычажок.
Холодной стужей в комнату подуло,
И зло мигнул зелёный огонек.
Слова чужие из другого мира
Закинула к нам радиоволна.
Казалось в нашу тихую квартиру
Незванной гостьей забрела война.
И, сдвинув брови тонкие сурово,
Внимания глубокого полна,
То на меня, то на приемник снова
Бросала взгляд притихшая жена.
За что грозил нам этот злобный голос,
Я задавал вопрос себе, за что?
Что злит его? Цветущий хлебный колос?
Моей жене осеннее пальто?
А дочь сидела преспокойно рядом
И трогала малюсенькой рукой
Медаль «За оборону Сталинграда»
На старой гимнастерке фронтовой.
*В поздней редакции
Облака плывут над Обью плавно,
Как плоты, по серебру реки.
И отлет высвистывают в плавнях
Чуткие к погоде кулики.
Бакенов огни низовка с маху
Быстро гасит, бакенщиков злая,
Тальников зелёные папахи
Перекрашивает запросто заря.
Обмелели луговые плёсы,
На бору редеет дятлов дробь!
И посентябренные березы
Смотрят снова удивленно в Обь!
Как плоты, по серебру реки.
И отлет высвистывают в плавнях
Чуткие к погоде кулики.
Бакенов огни низовка с маху
Быстро гасит, бакенщиков злая,
Тальников зелёные папахи
Перекрашивает запросто заря.
Обмелели луговые плёсы,
На бору редеет дятлов дробь!
И посентябренные березы
Смотрят снова удивленно в Обь!
Мой внук растёт.
Простое имя Дима
Украсило и оживило дом.
Я вдосталь за него порохового дыма
Вдохнул под Сталинградом и Орлом.
Не знает внук мой –
Танковой лавиной,
Кромсая даль расстрелянных долин,
Несли мы знамя Родины к Берлину,
Чтоб на колени пал пред ним Берлин.
Но внуку сказкой
Будет повесть деда,
Что ночи от боев слезилися красны.
И все салюты в честь былой Победы,
Как сад-салют в честь солнечной весны.
Потом узнает
Мой внучонок Димка,
Что был у Родины суровый час и день.
Пусть счастье мальчику, как песню-невидимку
На крыльях принесет мой белый бюллетень.
Пусть будет небо над Алтаем чистым
И внук не слышит голоса мортир,
Я голосую сердцем коммуниста,
Прими мой внук веселый, голосистый,
Добытый в Сталинграде вечный мир.
Простое имя Дима
Украсило и оживило дом.
Я вдосталь за него порохового дыма
Вдохнул под Сталинградом и Орлом.
Не знает внук мой –
Танковой лавиной,
Кромсая даль расстрелянных долин,
Несли мы знамя Родины к Берлину,
Чтоб на колени пал пред ним Берлин.
Но внуку сказкой
Будет повесть деда,
Что ночи от боев слезилися красны.
И все салюты в честь былой Победы,
Как сад-салют в честь солнечной весны.
Потом узнает
Мой внучонок Димка,
Что был у Родины суровый час и день.
Пусть счастье мальчику, как песню-невидимку
На крыльях принесет мой белый бюллетень.
Пусть будет небо над Алтаем чистым
И внук не слышит голоса мортир,
Я голосую сердцем коммуниста,
Прими мой внук веселый, голосистый,
Добытый в Сталинграде вечный мир.
В поле, где кудрявились березы,
Вышли из поселка в выходной
Девушка из нашего колхоза,
Паренек-конструктор молодой*.
*(Инженер-конструктор молодой)
Пахло мятой, клевером зеленым,
И стоял в степи переполох:
Деркачей однообразный гомон,
Беспокойный крик перепелов.
На крутом замешкались увале…
- Вот сюда взгляните, например,
Вы такой пшеницы не видали,
Дорогой товарищ инженер.
Посмотрел.
А поле необычно:
От реки до темного леска
Красовались на стеблях пшеничных
По три полновесных колоска.
Девушка сказала между прочим,
Улыбнувшись золотым полям:
- С книгами Лысенко дружим очень,
Академик помогает нам.
Инженер сорвал пучок пшеницы,
Нежно глянул девушке в глаза.
Захотелось просто смуглолицей
Что-нибудь красивое сказать.
Только для любимой комсомолки
Красных слов конструктор не нашел…
Молча лишь чертежною иголкой
Ей цветок на платье приколол.
*В поздней редакции
Вышли из поселка в выходной
Девушка из нашего колхоза,
Паренек-конструктор молодой*.
*(Инженер-конструктор молодой)
Пахло мятой, клевером зеленым,
И стоял в степи переполох:
Деркачей однообразный гомон,
Беспокойный крик перепелов.
На крутом замешкались увале…
- Вот сюда взгляните, например,
Вы такой пшеницы не видали,
Дорогой товарищ инженер.
Посмотрел.
А поле необычно:
От реки до темного леска
Красовались на стеблях пшеничных
По три полновесных колоска.
Девушка сказала между прочим,
Улыбнувшись золотым полям:
- С книгами Лысенко дружим очень,
Академик помогает нам.
Инженер сорвал пучок пшеницы,
Нежно глянул девушке в глаза.
Захотелось просто смуглолицей
Что-нибудь красивое сказать.
Только для любимой комсомолки
Красных слов конструктор не нашел…
Молча лишь чертежною иголкой
Ей цветок на платье приколол.
*В поздней редакции
На рыбалку алтайской весной
На суглинистый берег Катуни
Выходил я тропинкой лесной,
Где живет старый бакенщик Лунин,
Только сяду в траве на пенек,
Дед спешит ко мне росною тропкой.
Шапку снимет: - Здорово сынок!
Рыболовная нынче погодка.
И беседу свою заведет*
*(Перекурим. Рассказ заведёт),
Как налима достать вентерями
Или щук острогою колоть
На старице глухими ночами.
И про внучку расскажет: она
В институте сейчас, в Барнауле.
Скоро в гости приехать должна, -
Пишет в письмах – в начале июля.
***
В выходной на рыбалку опять
Я пришел к белопенной Катуни,
Но сегодня не вышел встречать
Старый бакенщик - дедушка Лунин.
Синий зной. Тишина, тишина…
Где-то смех на дощатых паромах,
Да небес голубых вышина,
Да зеленые шапки черемух*
*(Да маячат знамена черемух).
Клев хороший – корзинка моя
Чебаками наполнилась скоро,
«Что же с дедушкой, - думал всё я, -
Может, к внучке отправился в город?».
Я пошел, постучался в окно,
И потом – торопливо к калитке.
Только девушка передо мной
В белой-белой стояла накидке*.
*(На пороге стояла с улыбкой).
Позвала:
- Заходите смелей,
В зной, как видно, рыбалка плохая*.
*(Плохо удить при жаркой погоде…)
А глаза у ней были нежней
Голубого сиянья Алтая*
*(А глаза у ней были черней
Двух лесных самых крупных смородин).
- А-а, рыбак мой? И чувства не тая*
*(- А-а рыбак! – Зашумел, не таясь)
Крикнул дедушка мне из сторожки*.
*(Старый дедушка в тихой сторожке:)
- Заходи. Это внучка моя.
Посиди – потолкуем немножко.
Пили мы с земляникою чай,
А в лесу на кудрявой опушке
По коре смелый дятел стучал,
Волховали кому-то кукушки.
- Значит, в школе второй уже год?
- Да.
- В деревне, не правда ли, мило…
Отказалась пойти на завод,
Назначенье в село получила.
Тут словечко замолвил и дед:
- Только знали бы в город летели!
Инженеру как будто бы нет,
Скажем, дела, ну, в нашей артели.
И когда я собрался домой,
Попросил: - Проводите немного…
Шли мы долго тропинкой лесной
До глубокого Лисьего лога.
Над рекой в небесах голубых
Зорька вспыхнула алой полоской…
Старый бакенщик у городьбы
Все глядел и глядел на дорожку.
А вокруг шелестел клеверок,
Улыбались душистые кашки,
И, просясь в руки к нам из-под ног,
Устилали тропинку ромашки.
Вдруг* (*вот) сиреневый ветер донес
Из деревни гармоники звуки.
Был по времени вроде покос,
Я зачем-то грел девушке руки...
И теперь, как весна подойдет,
Вновь иду я на берег Катуни,
Но меня нынче зятем зовёт
Старый бакенщик – дедушка Лунин.
*В поздней редакции
На суглинистый берег Катуни
Выходил я тропинкой лесной,
Где живет старый бакенщик Лунин,
Только сяду в траве на пенек,
Дед спешит ко мне росною тропкой.
Шапку снимет: - Здорово сынок!
Рыболовная нынче погодка.
И беседу свою заведет*
*(Перекурим. Рассказ заведёт),
Как налима достать вентерями
Или щук острогою колоть
На старице глухими ночами.
И про внучку расскажет: она
В институте сейчас, в Барнауле.
Скоро в гости приехать должна, -
Пишет в письмах – в начале июля.
***
В выходной на рыбалку опять
Я пришел к белопенной Катуни,
Но сегодня не вышел встречать
Старый бакенщик - дедушка Лунин.
Синий зной. Тишина, тишина…
Где-то смех на дощатых паромах,
Да небес голубых вышина,
Да зеленые шапки черемух*
*(Да маячат знамена черемух).
Клев хороший – корзинка моя
Чебаками наполнилась скоро,
«Что же с дедушкой, - думал всё я, -
Может, к внучке отправился в город?».
Я пошел, постучался в окно,
И потом – торопливо к калитке.
Только девушка передо мной
В белой-белой стояла накидке*.
*(На пороге стояла с улыбкой).
Позвала:
- Заходите смелей,
В зной, как видно, рыбалка плохая*.
*(Плохо удить при жаркой погоде…)
А глаза у ней были нежней
Голубого сиянья Алтая*
*(А глаза у ней были черней
Двух лесных самых крупных смородин).
- А-а, рыбак мой? И чувства не тая*
*(- А-а рыбак! – Зашумел, не таясь)
Крикнул дедушка мне из сторожки*.
*(Старый дедушка в тихой сторожке:)
- Заходи. Это внучка моя.
Посиди – потолкуем немножко.
Пили мы с земляникою чай,
А в лесу на кудрявой опушке
По коре смелый дятел стучал,
Волховали кому-то кукушки.
- Значит, в школе второй уже год?
- Да.
- В деревне, не правда ли, мило…
Отказалась пойти на завод,
Назначенье в село получила.
Тут словечко замолвил и дед:
- Только знали бы в город летели!
Инженеру как будто бы нет,
Скажем, дела, ну, в нашей артели.
И когда я собрался домой,
Попросил: - Проводите немного…
Шли мы долго тропинкой лесной
До глубокого Лисьего лога.
Над рекой в небесах голубых
Зорька вспыхнула алой полоской…
Старый бакенщик у городьбы
Все глядел и глядел на дорожку.
А вокруг шелестел клеверок,
Улыбались душистые кашки,
И, просясь в руки к нам из-под ног,
Устилали тропинку ромашки.
Вдруг* (*вот) сиреневый ветер донес
Из деревни гармоники звуки.
Был по времени вроде покос,
Я зачем-то грел девушке руки...
И теперь, как весна подойдет,
Вновь иду я на берег Катуни,
Но меня нынче зятем зовёт
Старый бакенщик – дедушка Лунин.
*В поздней редакции
Тихий шелест тополей и клёнов,
Белых яблонь солнечный настой.
Хорошо в саду темно-зеленом
Голубой алтайскою весной.
А давно ли саженцы садили,
Разбивали клумбы, цветники.
Посмотри, как набирают силы
Молодые стройные дубки.
Мы идем аллеею широкой,
Позасыпанной березовой крупой,
С глаз твоих откинуть русый локон
Хочется горячею рукой.
А навстречу – наше счастье – дочка,
Улыбаясь, бойко мчится к нам…
Светлые, пушистые височки
Прижимаю бережно к губам.
*(- Вся в тебя, -
С улыбкой говоришь ты.
Но в глазах твоя голубизна.
В лица к нам заглядывают вишни,
Угадать, в кого из нас она).
И весь сад листвой неугомонной
Весело шумит над головой…
Хорошо семейным и влюбленным
Голубой алтайскою весной.
*В поздней редакции
Белых яблонь солнечный настой.
Хорошо в саду темно-зеленом
Голубой алтайскою весной.
А давно ли саженцы садили,
Разбивали клумбы, цветники.
Посмотри, как набирают силы
Молодые стройные дубки.
Мы идем аллеею широкой,
Позасыпанной березовой крупой,
С глаз твоих откинуть русый локон
Хочется горячею рукой.
А навстречу – наше счастье – дочка,
Улыбаясь, бойко мчится к нам…
Светлые, пушистые височки
Прижимаю бережно к губам.
*(- Вся в тебя, -
С улыбкой говоришь ты.
Но в глазах твоя голубизна.
В лица к нам заглядывают вишни,
Угадать, в кого из нас она).
И весь сад листвой неугомонной
Весело шумит над головой…
Хорошо семейным и влюбленным
Голубой алтайскою весной.
*В поздней редакции
Поземка северная юрко
Свивает черствый снег в жгуты,
Простуженные пихты гулко
Поют на разные лады.
Морозной ледяною крупкой
Продут необжитый простор.
Дрожь пробирает в полушубках,
Застынешь в стеганке простой.
Но мы совсем не замечаем,
Что стынет в градусниках ртуть,
С утра погревшись сладким чаем,
В тайге прокладываем путь.
Труд согревает. И тепло нам
Идти бригадой на тайгу.
И весело летит по склонам
Бульдозеров могучий гул.
Отроги сносим аммоналом;
И вот уже ложатся здесь:
Облитые смолою шпалы,
Тяжелые прогоны рельс.
И ничего, что мерзнут ноги,
Лицо низовый ветер жжет,
Южносибирская дорога
Всё дальше вглубь тайги идет.*
*(Стальная новая дорога
Все дальше на Восток идёт).
Здесь улицей зеленой скоро,
Гудком окликнув горный лес,
Мелькнёт блестящим (таежным) метеором
Московский голубой экспресс.
*В поздней редакции
Свивает черствый снег в жгуты,
Простуженные пихты гулко
Поют на разные лады.
Морозной ледяною крупкой
Продут необжитый простор.
Дрожь пробирает в полушубках,
Застынешь в стеганке простой.
Но мы совсем не замечаем,
Что стынет в градусниках ртуть,
С утра погревшись сладким чаем,
В тайге прокладываем путь.
Труд согревает. И тепло нам
Идти бригадой на тайгу.
И весело летит по склонам
Бульдозеров могучий гул.
Отроги сносим аммоналом;
И вот уже ложатся здесь:
Облитые смолою шпалы,
Тяжелые прогоны рельс.
И ничего, что мерзнут ноги,
Лицо низовый ветер жжет,
Южносибирская дорога
Всё дальше вглубь тайги идет.*
*(Стальная новая дорога
Все дальше на Восток идёт).
Здесь улицей зеленой скоро,
Гудком окликнув горный лес,
Мелькнёт блестящим (таежным) метеором
Московский голубой экспресс.
*В поздней редакции
Все стало
Далеко-далеко.
Не дотянуться все равно.
Не стукну веткой в стекла окон,
Не позову:
- Пойдем в кино.
За дверью
Лихо свищет вьюга,
В степном селе – ни огонька.
Письмо ли написать подруге,
Послав привет издалека?..
С Днепра
Дивчины смуглолицей
Не позабыть мне никогда.
К ней только сердце не стремится, -
Оно ведь с нею навсегда.
Далеко-далеко.
Не дотянуться все равно.
Не стукну веткой в стекла окон,
Не позову:
- Пойдем в кино.
За дверью
Лихо свищет вьюга,
В степном селе – ни огонька.
Письмо ли написать подруге,
Послав привет издалека?..
С Днепра
Дивчины смуглолицей
Не позабыть мне никогда.
К ней только сердце не стремится, -
Оно ведь с нею навсегда.
Не осень свежестью багрянца
Мне сердце тронуло до дна,
А гордое названье станций:
Дубрава, Мир и Целина,*
Широкий плеск пшеницы чистой
И среди нив, прорезав даль,
С отливом ярко серебристым
Степная наша магистраль.
И эти станции-подростки
Здесь службу верную несут
На главных хлебных перекрёстках
Дороги Камень – Карасук.
Отсюда золотою лавой,
Вгоняя шпалы в полотно,
Летят без устали составы,
А в них –
Алтайское зерно.
И машинист русоволосый,
Привычно глянув из окна,
С улыбкой просто произносит:
Дубрава, Мир и Целина.
Под голубым алтайским небом
Поёт упругих рельсов сталь.
Нет, мы не зря дорогой хлеба
Зовём степную магистраль.
*Название новых станций на Средне-Сибирской магистрали Барнаул-Омск.
Мне сердце тронуло до дна,
А гордое названье станций:
Дубрава, Мир и Целина,*
Широкий плеск пшеницы чистой
И среди нив, прорезав даль,
С отливом ярко серебристым
Степная наша магистраль.
И эти станции-подростки
Здесь службу верную несут
На главных хлебных перекрёстках
Дороги Камень – Карасук.
Отсюда золотою лавой,
Вгоняя шпалы в полотно,
Летят без устали составы,
А в них –
Алтайское зерно.
И машинист русоволосый,
Привычно глянув из окна,
С улыбкой просто произносит:
Дубрава, Мир и Целина.
Под голубым алтайским небом
Поёт упругих рельсов сталь.
Нет, мы не зря дорогой хлеба
Зовём степную магистраль.
*Название новых станций на Средне-Сибирской магистрали Барнаул-Омск.
Железа тверже здесь земля была,
А мы работали, усталости не зная,
Теперь взгляни: пшеница поднялась,
И зашумела озимь молодая.
Переливается – то вверх идёт, то вниз –
От ветерка, летящего проворно,
И голосует вся за коммунизм,
В колосьях бурно наливая зерна!
А мы работали, усталости не зная,
Теперь взгляни: пшеница поднялась,
И зашумела озимь молодая.
Переливается – то вверх идёт, то вниз –
От ветерка, летящего проворно,
И голосует вся за коммунизм,
В колосьях бурно наливая зерна!
Тайга задумчиво шумела,
Окутанная синевой,
И в легкой дымке зеленела
Гора, поросшая травой.
Как часовой на карауле,
Веками охраняла тут
И новый выводок косули,
И жилы драгоценных руд.
Кому случалось быть в долине
Гору «Зарею» называл:
На ледяной ее вершине
Червонный блеск не угасал.
Но оставался позабытым
Красивый уголок лесной…
Сюда герои-следопыты
Шли неизведанной тропой.
Но мы пробились сквозь отроги,
Туннели, выемки прорыв*,
*(Туннели длинные прорыв)
Прошли железною дорогой
К подножью сказочной горы.
И мы сполна богатства взяли,
Что сохранились здесь горой,
И с благодарностью назвали
Лесную станцию – «Зарей».
*В поздней редакции
Окутанная синевой,
И в легкой дымке зеленела
Гора, поросшая травой.
Как часовой на карауле,
Веками охраняла тут
И новый выводок косули,
И жилы драгоценных руд.
Кому случалось быть в долине
Гору «Зарею» называл:
На ледяной ее вершине
Червонный блеск не угасал.
Но оставался позабытым
Красивый уголок лесной…
Сюда герои-следопыты
Шли неизведанной тропой.
Но мы пробились сквозь отроги,
Туннели, выемки прорыв*,
*(Туннели длинные прорыв)
Прошли железною дорогой
К подножью сказочной горы.
И мы сполна богатства взяли,
Что сохранились здесь горой,
И с благодарностью назвали
Лесную станцию – «Зарей».
*В поздней редакции
(А.Н. Мельникову)
Лес да лес стоит сплошной стеной,
Дышат просеки смолистой тишью.
Бродит эхо раннею весной
Гулко по дорогам Зачумышья.
Это люди, в чащах колеся,
Водят эхо по еланям росным…
Хороши вы, русские леса,
Вековые мачтовые сосны!
Пролегла сквозь хвойный океан
Просека под кронистым навесом,
Кажется, былинный великан
Полоснул здесь палашом по лесу.
Обживает молодой народ
Край берез и крепколапых ёлок.
В окруженье клюквенных болот
Вырос ладный молодой посёлок.
Целина лесная глубока,
И не видно ей конца и края.
Бор гудит, поет Чумыш-река,
Хороша ты, сторона лесная.
Лес да лес стоит сплошной стеной,
Дышат просеки смолистой тишью.
Бродит эхо раннею весной
Гулко по дорогам Зачумышья.
Это люди, в чащах колеся,
Водят эхо по еланям росным…
Хороши вы, русские леса,
Вековые мачтовые сосны!
Пролегла сквозь хвойный океан
Просека под кронистым навесом,
Кажется, былинный великан
Полоснул здесь палашом по лесу.
Обживает молодой народ
Край берез и крепколапых ёлок.
В окруженье клюквенных болот
Вырос ладный молодой посёлок.
Целина лесная глубока,
И не видно ей конца и края.
Бор гудит, поет Чумыш-река,
Хороша ты, сторона лесная.
Новая железная дорога Карасук – Иртышская сооружена комсомольцами на год раньше срока.
Дорогу сделать велено.
Буди степную тишь.
Звучал призыв уверенно;
- Даешь, друзья, Иртыш!
Бросала даль целинная
В лицо мороз и зной.
Звенящей сталью линия
Врезалась в край степной.
Песок и камень тоннами
Ворочали, и в такт
Нам рельсы камертонили:
Вот так, вот так, вот так!
И шёл походкой сказочной
В пургу, и в дождь, и в град
Шестой путеукладочный
Строительный отряд.
Росло бригад содружество –
Их дел не утаишь…
И вышло наше мужество
С победой на Иртыш.
Дорогу сделать велено.
Буди степную тишь.
Звучал призыв уверенно;
- Даешь, друзья, Иртыш!
Бросала даль целинная
В лицо мороз и зной.
Звенящей сталью линия
Врезалась в край степной.
Песок и камень тоннами
Ворочали, и в такт
Нам рельсы камертонили:
Вот так, вот так, вот так!
И шёл походкой сказочной
В пургу, и в дождь, и в град
Шестой путеукладочный
Строительный отряд.
Росло бригад содружество –
Их дел не утаишь…
И вышло наше мужество
С победой на Иртыш.
Весело: рябины банты
Словно льют тепло.
Глухариную команду
Снегом занесло.
Промелькнут лихие дровни,
И завьется след.
Керосиновый, неровный
В ветках брызжет свет.
Ельник лапами обхватит
Скользкую луну.
Я под шкурой на кровати
До утра усну.
Будет радость до озноба,
Если, вскинув хмарь,
Прямо в руку из сугроба
Выпорхнет глухарь.
Словно льют тепло.
Глухариную команду
Снегом занесло.
Промелькнут лихие дровни,
И завьется след.
Керосиновый, неровный
В ветках брызжет свет.
Ельник лапами обхватит
Скользкую луну.
Я под шкурой на кровати
До утра усну.
Будет радость до озноба,
Если, вскинув хмарь,
Прямо в руку из сугроба
Выпорхнет глухарь.
Японский двенадцатилетний мальчик Ким Цио Цина собрал под Обращеньем Всемирного Совета Мира двадцать тысяч подписей. (Из газет).
Чужие люди, окрик хлесткий,
Продажа, купля, черный плен.
Стоит на каждом перекрестке
Заокеанский полисмен.
И лик Японии иссушен
Цивилизованной тюрьмой.
Но ты запал мне сразу в душу,
Японский маленький герой.
Ты не из тех, кто тайной тропкой
Шел к нам, озлоблен и жесток,
Кто сжег Лазо Сергея в топке,
Обворовал Владивосток.
Мы знаем, кто они, откуда…
Все человечное губя,
Вчера стрелявшие в Токуда
Сегодня целятся в тебя.
Но ты заходишь в дом спокойно,
Врагу тебя не запугать,
И подпись – чтоб исчезли войны –
Под Обращеньем ставит мать.
Глаза японки заблистали,
Когда ты ласково сказал:
- Великий вождь, товарищ Сталин
Листок такой же подписал.
Чужие люди, окрик хлесткий,
Продажа, купля, черный плен.
Стоит на каждом перекрестке
Заокеанский полисмен.
И лик Японии иссушен
Цивилизованной тюрьмой.
Но ты запал мне сразу в душу,
Японский маленький герой.
Ты не из тех, кто тайной тропкой
Шел к нам, озлоблен и жесток,
Кто сжег Лазо Сергея в топке,
Обворовал Владивосток.
Мы знаем, кто они, откуда…
Все человечное губя,
Вчера стрелявшие в Токуда
Сегодня целятся в тебя.
Но ты заходишь в дом спокойно,
Врагу тебя не запугать,
И подпись – чтоб исчезли войны –
Под Обращеньем ставит мать.
Глаза японки заблистали,
Когда ты ласково сказал:
- Великий вождь, товарищ Сталин
Листок такой же подписал.
Японский двенадцатилетний мальчик Ким Цио Цина собрал под Обращением Всемирного Совета Мира двадцать тысяч подписей (из газет)
Пощечиной окрик хлесткий,
Не повинился – черный плен.
Стоит на каждом перекрестке
Заокеанский полисмен.
И лик Японии иссушен
Цивилизованной тюрьмой.
Но ты запал мне сразу в душу
Японский маленький герой.
Ты не из тех, кто тайной тропкой
Шел к нам озлоблен и жесток,
Кто сжег Лазо в котельной топке,
Обворовал Владивосток.
Мы знаем, кто они, откуда…
Все человечное губя,
Вчера стрелявшие в Токуда
Сегодня целятся в тебя.
Но ты заходишь в дом спокойно,
Врагу тебя не запугать,
И подпись, чтоб исчезли войны,
Под Обращеньем ставит мать.
Потом дает, как будто сыну,
Взяв со стола, последний хлеб…
- А у меня, Ким Цио Цина,
Погожим днем под Хиросимо
Убита дочка, сын ослеп.
И у японки заблестели,
Но не заплакали глаза.
Лишь губы жадно целовали
Ким Цио Цина волоса.
Стояла гордо на пороге,
Следила – он входил в дома…
Кто тронет мальчика в дороге?
Ведь с ним Япония сама!
Пощечиной окрик хлесткий,
Не повинился – черный плен.
Стоит на каждом перекрестке
Заокеанский полисмен.
И лик Японии иссушен
Цивилизованной тюрьмой.
Но ты запал мне сразу в душу
Японский маленький герой.
Ты не из тех, кто тайной тропкой
Шел к нам озлоблен и жесток,
Кто сжег Лазо в котельной топке,
Обворовал Владивосток.
Мы знаем, кто они, откуда…
Все человечное губя,
Вчера стрелявшие в Токуда
Сегодня целятся в тебя.
Но ты заходишь в дом спокойно,
Врагу тебя не запугать,
И подпись, чтоб исчезли войны,
Под Обращеньем ставит мать.
Потом дает, как будто сыну,
Взяв со стола, последний хлеб…
- А у меня, Ким Цио Цина,
Погожим днем под Хиросимо
Убита дочка, сын ослеп.
И у японки заблестели,
Но не заплакали глаза.
Лишь губы жадно целовали
Ким Цио Цина волоса.
Стояла гордо на пороге,
Следила – он входил в дома…
Кто тронет мальчика в дороге?
Ведь с ним Япония сама!
Лес шепчет сказки без умолку
На склоне дымчатом, крутом
И дышит пряным зноем смолки
Над пламенеющим прудом.
Осины, будто на поверке,
Стоят узорные вдали*…
*(Ровняют четкий строй вдали)
Три синеглазых пионерки
Нарвать цветов сюда пришли.
Долбенка-лодка, чуть качаясь,
Скользит средь зарослей густых,
И пруд их ласково встречает
Глазами лилий водяных…
- Вот этот лучше!
- Нет вот этот!..
И выбрав самый дорогой*,
*(Ласкает свежестью лесной...)
Плывут, плывут…
И дышит (*веет) лето
Цветами, миром, тишиной!
*В поздней редакции
На склоне дымчатом, крутом
И дышит пряным зноем смолки
Над пламенеющим прудом.
Осины, будто на поверке,
Стоят узорные вдали*…
*(Ровняют четкий строй вдали)
Три синеглазых пионерки
Нарвать цветов сюда пришли.
Долбенка-лодка, чуть качаясь,
Скользит средь зарослей густых,
И пруд их ласково встречает
Глазами лилий водяных…
- Вот этот лучше!
- Нет вот этот!..
И выбрав самый дорогой*,
*(Ласкает свежестью лесной...)
Плывут, плывут…
И дышит (*веет) лето
Цветами, миром, тишиной!
*В поздней редакции
Мечта, как музыка, звенела,
Будила ум и сердце жгла,
И, наконец, на ватман белый,
Как королева, снизошла.
И цехе гулком ей покорно
Крутая подчинилась сталь…
И инженер глядел влюбленно
На королевскую деталь!
Будила ум и сердце жгла,
И, наконец, на ватман белый,
Как королева, снизошла.
И цехе гулком ей покорно
Крутая подчинилась сталь…
И инженер глядел влюбленно
На королевскую деталь!
Волной студёной плещется Чумыш
Среди лугов, сияя синей лентой.
Вдруг раскололи утреннюю тишь
Строителе аплодисменты.
Тепло и просто их слова звучат;
На мост глядят, немного беспокоясь,
А по нему, колесами стуча,
В лесных цветах проходит первый поезд.
Под чистой роздымью синеющих небес
Под стать колоколам гудели кроны.
Казалось, весь чумышский древний лес
Хотел пожать строителям ладони.
Красавец-мост сиял в лучах зари,
И волны ласково в опоры бились…
От сердца я строителям дарил
Охапки свежие
Озерных лилий.
Среди лугов, сияя синей лентой.
Вдруг раскололи утреннюю тишь
Строителе аплодисменты.
Тепло и просто их слова звучат;
На мост глядят, немного беспокоясь,
А по нему, колесами стуча,
В лесных цветах проходит первый поезд.
Под чистой роздымью синеющих небес
Под стать колоколам гудели кроны.
Казалось, весь чумышский древний лес
Хотел пожать строителям ладони.
Красавец-мост сиял в лучах зари,
И волны ласково в опоры бились…
От сердца я строителям дарил
Охапки свежие
Озерных лилий.
Мы ждем весну в венке живых цветов,
Она придет – не разминуться* (*не разойдёмся) с нею:
Дохнет душистой зеленью садов,
Крупой березовой осыплется в аллею.
Скороговорка первых тракторов
До зорьки огласит простор росистый,
И ночью звездной, греясь у костров,
Про Ермака затянут трактористы.
Как ни люби весну, опять уйдёт она,
Но ты, мой друг, не сетуй о разлуке.
В стране у нас всегда цветет весна –
Так вот отдай ей золотые руки.
*В поздней редакции
Она придет – не разминуться* (*не разойдёмся) с нею:
Дохнет душистой зеленью садов,
Крупой березовой осыплется в аллею.
Скороговорка первых тракторов
До зорьки огласит простор росистый,
И ночью звездной, греясь у костров,
Про Ермака затянут трактористы.
Как ни люби весну, опять уйдёт она,
Но ты, мой друг, не сетуй о разлуке.
В стране у нас всегда цветет весна –
Так вот отдай ей золотые руки.
*В поздней редакции
Слова хорошие
В кармане не хранятся,
Их сердце неуемное кует,
Когда по метрикам
Всего лишь восемнадцать,
И встречный ветер ласково поёт.
И ни к чему,
Казались, остановки
На станциях – попить горячий чай…
Была под сердцем
Красная путевка
С коротким адресатом: «На Алтай».
Легли у ног
Заманчивые шири
В летучих дымах чуткой тишины.
Привольный край – жемчужина Сибири,
Пшеничный закром трудовой страны.
И прибыли.
Не поздно и не рано.
В хороший срок огни в степи зажглись.
«Целинниками»
Скромно поселяне
Сельчанам любопытным назвались.
Пылали ярким заревом закаты.
- Надолго ли, товарищи, сюда?
И отвечали смуглые ребята,
Как по команде,
Чётко: - Навсегда!
И пусть здесь не было
Добротного посёлка,
Но жизнь брала упрямо разворот.
И в новый день
Мы все глядели зорко
С нетронутых каштановых высот.
Стояли,
Как отлитые из бронзы,
На зависть внукам,
Правнукам своим,
Стояли, глядя
На степное солнце,
Давая клятву:
- Степи покорим!
Сбылись мечтанья.
Воздала сторицей
Земля, что называлась целиной.
Отборная алтайская пшеница
Течет в зернохранилища рекой.
Хороший день,
Погожий и веселый.
Земля в цвету – ее роднее нет…
На первый слет отважным новоселам
Приносит ветер Родины привет!
В кармане не хранятся,
Их сердце неуемное кует,
Когда по метрикам
Всего лишь восемнадцать,
И встречный ветер ласково поёт.
И ни к чему,
Казались, остановки
На станциях – попить горячий чай…
Была под сердцем
Красная путевка
С коротким адресатом: «На Алтай».
Легли у ног
Заманчивые шири
В летучих дымах чуткой тишины.
Привольный край – жемчужина Сибири,
Пшеничный закром трудовой страны.
И прибыли.
Не поздно и не рано.
В хороший срок огни в степи зажглись.
«Целинниками»
Скромно поселяне
Сельчанам любопытным назвались.
Пылали ярким заревом закаты.
- Надолго ли, товарищи, сюда?
И отвечали смуглые ребята,
Как по команде,
Чётко: - Навсегда!
И пусть здесь не было
Добротного посёлка,
Но жизнь брала упрямо разворот.
И в новый день
Мы все глядели зорко
С нетронутых каштановых высот.
Стояли,
Как отлитые из бронзы,
На зависть внукам,
Правнукам своим,
Стояли, глядя
На степное солнце,
Давая клятву:
- Степи покорим!
Сбылись мечтанья.
Воздала сторицей
Земля, что называлась целиной.
Отборная алтайская пшеница
Течет в зернохранилища рекой.
Хороший день,
Погожий и веселый.
Земля в цвету – ее роднее нет…
На первый слет отважным новоселам
Приносит ветер Родины привет!
Над Обью радостные песни,
Это песни мирного труда
Улетают стройно в поднебесье.
С ними в лад шумит внизу вода.
Хорошо, когда июльский ветер
Бьет в лицо и освежает грудь.
С песнями, что краше всех на свете,
Мастера прокладывали путь.
Заливает луговые плёсы
Свежая вечерняя заря.
Мы сидим на глиняном откосе
После смены: бригадир и я.
Рядом Обь..Струятся воды плавно,
Рядом город Камень-На-Оби,
Рядом мост пролётами державно
Лег на богатырские столбы.
Величаво поднялись опоры,
Стали над водою в полный рост.
И зажег маршрутам светофоры
Каменский многопролётный мост.
Это песни мирного труда
Улетают стройно в поднебесье.
С ними в лад шумит внизу вода.
Хорошо, когда июльский ветер
Бьет в лицо и освежает грудь.
С песнями, что краше всех на свете,
Мастера прокладывали путь.
Заливает луговые плёсы
Свежая вечерняя заря.
Мы сидим на глиняном откосе
После смены: бригадир и я.
Рядом Обь..Струятся воды плавно,
Рядом город Камень-На-Оби,
Рядом мост пролётами державно
Лег на богатырские столбы.
Величаво поднялись опоры,
Стали над водою в полный рост.
И зажег маршрутам светофоры
Каменский многопролётный мост.
Лесная гулкая делянка.
Сосняк мороз посеребрил
И не смолкает спозаранку
Горячий звон электропил.
И раскряжеванные бревна
По первопутку налегке
Отвозит «АТЗ» проворно
На склады-таборы к реке.
Наш лес помчится поездами
В Туркменистан и Сталинград;
В степи поднимается домами,
Украсив новый город-сад.
Вот почему нам слушать любо,
Как, славя мирные дела,
В руках умельца-лесоруба
Поет зубастая пила.
Сосняк мороз посеребрил
И не смолкает спозаранку
Горячий звон электропил.
И раскряжеванные бревна
По первопутку налегке
Отвозит «АТЗ» проворно
На склады-таборы к реке.
Наш лес помчится поездами
В Туркменистан и Сталинград;
В степи поднимается домами,
Украсив новый город-сад.
Вот почему нам слушать любо,
Как, славя мирные дела,
В руках умельца-лесоруба
Поет зубастая пила.
Может быть
Нежнее стали зори
Иль в Сибири климат потеплел?
Только едут гости из-за моря,
Отложивши груду срочных дел.
На Алтай
Везут их паровозы,
Самолеты в небесах несут.
Новые целинные совхозы
Неуемных путников влекут.
Нашим
Уважаемым туристам, -
Все богатства рады показать.
Нам не занимать гостеприимства,
Мы его другим готовы дать.
Хлеб и соль
Несет на полотенце
Русская целинная земля.
Здравствуйте, товарищи корейцы!
Добрый день, индийские друзья!
Нежнее стали зори
Иль в Сибири климат потеплел?
Только едут гости из-за моря,
Отложивши груду срочных дел.
На Алтай
Везут их паровозы,
Самолеты в небесах несут.
Новые целинные совхозы
Неуемных путников влекут.
Нашим
Уважаемым туристам, -
Все богатства рады показать.
Нам не занимать гостеприимства,
Мы его другим готовы дать.
Хлеб и соль
Несет на полотенце
Русская целинная земля.
Здравствуйте, товарищи корейцы!
Добрый день, индийские друзья!
Не знаменитою солисткой
На сцену девушка взошла, -
Обыкновенной трактористкой
В бригаде тракторной была.
Пять букв на кофточке алело
Лучисто: «ВЛКСМ»,
Взглянув на зрителей, запела
Легко, на удивленье всем:
«Я к вам пишу – чего же боле»…
Потом нежнее, горячей.
Высокая пшеница в поле
Аккомпанировала ей.
Впервые на бригадном стане
Сельчанам волновали кровь
Мечтанья пушкинской Татьяны,
Ее горячая любовь.
Промолвил мой товарищ детства,
Остряк и весельчак села:
- С большим театром по соседству
Недаром девушка жила.
На сцену девушка взошла, -
Обыкновенной трактористкой
В бригаде тракторной была.
Пять букв на кофточке алело
Лучисто: «ВЛКСМ»,
Взглянув на зрителей, запела
Легко, на удивленье всем:
«Я к вам пишу – чего же боле»…
Потом нежнее, горячей.
Высокая пшеница в поле
Аккомпанировала ей.
Впервые на бригадном стане
Сельчанам волновали кровь
Мечтанья пушкинской Татьяны,
Ее горячая любовь.
Промолвил мой товарищ детства,
Остряк и весельчак села:
- С большим театром по соседству
Недаром девушка жила.
За дальней сопкой ледяною
Погас зари вечерний блеск,
Набух морозной темнотою
Суровый салаирский лес.
И над завьюженным поселком,
Чуть не задев за провода,
Лучистым, золотым осколком
Упала первая звезда.
За нею вслед из клубных окон*,
*(И в тот же миг из клубных окон)
Казалось, в тысячу свечей
Свет брызнул лентою широкой
В серебряную зыбь ветвей.
Он выхватил из тьмы березки,
Снежок, что лечь едва успел…
Неповторимый наш Козловский*
*(На всю тайгу запел Козловский)
О счастье, о любви запел.
Бульдозерист, веселый малый,
Приплясывая на снегу,
Сказал строителям бывалым:
- Ну, вот и обжили тайгу.
*В поздней редакции
Погас зари вечерний блеск,
Набух морозной темнотою
Суровый салаирский лес.
И над завьюженным поселком,
Чуть не задев за провода,
Лучистым, золотым осколком
Упала первая звезда.
За нею вслед из клубных окон*,
*(И в тот же миг из клубных окон)
Казалось, в тысячу свечей
Свет брызнул лентою широкой
В серебряную зыбь ветвей.
Он выхватил из тьмы березки,
Снежок, что лечь едва успел…
Неповторимый наш Козловский*
*(На всю тайгу запел Козловский)
О счастье, о любви запел.
Бульдозерист, веселый малый,
Приплясывая на снегу,
Сказал строителям бывалым:
- Ну, вот и обжили тайгу.
*В поздней редакции
На реках бурный ледоход –
Разгул воды и пены белой,
И трактор первый свой заход
Уверенно на пашне сделал.
Пластами талый чернозем
Шумит под звонкой сталью плуга,
А в поднебесье голубом
Косяк гусиный тянет с юга.
Рад тракторист теплу, весне,
Полям прославленным Алтая.
И жаворонок в вышине
Над ним весь день не умолкает.
Разгул воды и пены белой,
И трактор первый свой заход
Уверенно на пашне сделал.
Пластами талый чернозем
Шумит под звонкой сталью плуга,
А в поднебесье голубом
Косяк гусиный тянет с юга.
Рад тракторист теплу, весне,
Полям прославленным Алтая.
И жаворонок в вышине
Над ним весь день не умолкает.
Пылает Обь зарей заката
Петляют чайки над водой,
А быстрина на перекатах
Мерцает рябью золотой.
У берега, где пряжей синей,
Ложатся тени на песок,
Кусты смородины раздвинем,
Привяжем к леске поплавок.
И шелковую нитку – леску
С наживой бросим вглубь реки…
А заводь дышит мерным плеском –
Здесь ходят стаей чебаки.
Минута!..
Поплавок ныряет –
Встревожен заводи покой…
А ну!..
И в воздухе сверкает
Чебак зеркальной чешуей.
Когда над сонною забокой,
Пропахшей прелою листвой,
Березовую поволоку
Расплещет месяц молодой,
И сенокосные низины
Окутает туман реки,
Заблещут серебром в корзине
Язи, налимы, чебаки…
Чадит костер во мраке ночи*,
Мы наслаждаемся ухой…
Сова сердито смотрит – очи
Каймой обиты золотой.
*(Костер дымится на угоре.
Мы наслаждаемся ухой…
И сторожит на косогоре
Наш ужин месяц золотой).
*В поздней редакции
Петляют чайки над водой,
А быстрина на перекатах
Мерцает рябью золотой.
У берега, где пряжей синей,
Ложатся тени на песок,
Кусты смородины раздвинем,
Привяжем к леске поплавок.
И шелковую нитку – леску
С наживой бросим вглубь реки…
А заводь дышит мерным плеском –
Здесь ходят стаей чебаки.
Минута!..
Поплавок ныряет –
Встревожен заводи покой…
А ну!..
И в воздухе сверкает
Чебак зеркальной чешуей.
Когда над сонною забокой,
Пропахшей прелою листвой,
Березовую поволоку
Расплещет месяц молодой,
И сенокосные низины
Окутает туман реки,
Заблещут серебром в корзине
Язи, налимы, чебаки…
Чадит костер во мраке ночи*,
Мы наслаждаемся ухой…
Сова сердито смотрит – очи
Каймой обиты золотой.
*(Костер дымится на угоре.
Мы наслаждаемся ухой…
И сторожит на косогоре
Наш ужин месяц золотой).
*В поздней редакции
Победно идем к коммунизму,
И в мире нет силы такой,
Чтоб нашу родную Отчизну
Направить дорогой иной.
Пусть в яркий огонь краснофлажный
Печальные ленты вплелись,
Мы в верности партии нашей
Над гробом вождя поклялись.
Нет, солнце страны не погасло!
По-прежнему чист небосвод,
Нас партия к цели прекрасной,
В великое Завтра ведет.
И ей говорим мы: «Спасибо!»,
Когда сквозь синеющий лес
Стальной магистралью Южсиба
Летит краснозвездный экспресс.
И гордо заря заалеет
В степи Кулундинской весной,
Над юной дубовой аллеей,
Над новой лесной полосой.
Ты тронешь зеленые ветки,
Попробуешь клейкость листа…
Счастливец, руках твоих крепких
Вождя золотая мечта.
И в мире нет силы такой,
Чтоб нашу родную Отчизну
Направить дорогой иной.
Пусть в яркий огонь краснофлажный
Печальные ленты вплелись,
Мы в верности партии нашей
Над гробом вождя поклялись.
Нет, солнце страны не погасло!
По-прежнему чист небосвод,
Нас партия к цели прекрасной,
В великое Завтра ведет.
И ей говорим мы: «Спасибо!»,
Когда сквозь синеющий лес
Стальной магистралью Южсиба
Летит краснозвездный экспресс.
И гордо заря заалеет
В степи Кулундинской весной,
Над юной дубовой аллеей,
Над новой лесной полосой.
Ты тронешь зеленые ветки,
Попробуешь клейкость листа…
Счастливец, руках твоих крепких
Вождя золотая мечта.
Смеются надо мной ребята –
Храню я карточку твою.
И говорят: - Милей девчата
Живут у нас в степном краю
И нашу сормовскую песню
Поют иначе вечерком:
«Нигде нет девушек прелестней,
Чем на Алтае голубом».
Но я, живя с тобой в разлуке,
Надеюсь, встреча впереди.
Вновь карточку беру я в руки
И глаз не в силах отвести.
Хорошая, в степи бескрайней
Ты рядом, я не одинок
И слышу ласково-печальный
Твой тихий волжский говорок.
Тихонько скрипнет половица
Вмиг оживляется лицо.
Не ты ли легкая как птица,
Ко мне взлетела на крыльцо.
И, до смешного став счастливым,
Бегу стремительно к дверям…
Почтарь вручает молчаливо
Мне недомолвки телеграмм…
Храню я карточку твою.
И говорят: - Милей девчата
Живут у нас в степном краю
И нашу сормовскую песню
Поют иначе вечерком:
«Нигде нет девушек прелестней,
Чем на Алтае голубом».
Но я, живя с тобой в разлуке,
Надеюсь, встреча впереди.
Вновь карточку беру я в руки
И глаз не в силах отвести.
Хорошая, в степи бескрайней
Ты рядом, я не одинок
И слышу ласково-печальный
Твой тихий волжский говорок.
Тихонько скрипнет половица
Вмиг оживляется лицо.
Не ты ли легкая как птица,
Ко мне взлетела на крыльцо.
И, до смешного став счастливым,
Бегу стремительно к дверям…
Почтарь вручает молчаливо
Мне недомолвки телеграмм…
Люблю сильней дыханье стужи,
Безмолвие кленовых рощ,
Чем дни весны, когда завьюжит
С черемух лепестковый дождь.
Да, Зимний день ещё дороже
У новогоднего стола,
Когда критически итожим
Все наши мирные дела.
Слова простые без запинки
Звучат, согретые теплом,
И счастье песней-невидимкой,
Товарищем заходит в дом.
А новый год путем неблизким
Идет к печальным берегам,
К голодным семьям Сан-Франциско,
К бездомным лондонским ткачам.
Рассказывает, не скрывая,
Свершенья наши и мечты,
И как чудесно расцветает
Страна без войн и нищеты.
Пускай от нас друзья далеко,
Но с каждым годом им видней
Лучистый свет широких окон
Советской Родины моей.
Безмолвие кленовых рощ,
Чем дни весны, когда завьюжит
С черемух лепестковый дождь.
Да, Зимний день ещё дороже
У новогоднего стола,
Когда критически итожим
Все наши мирные дела.
Слова простые без запинки
Звучат, согретые теплом,
И счастье песней-невидимкой,
Товарищем заходит в дом.
А новый год путем неблизким
Идет к печальным берегам,
К голодным семьям Сан-Франциско,
К бездомным лондонским ткачам.
Рассказывает, не скрывая,
Свершенья наши и мечты,
И как чудесно расцветает
Страна без войн и нищеты.
Пускай от нас друзья далеко,
Но с каждым годом им видней
Лучистый свет широких окон
Советской Родины моей.
Опять простужены долины.
Буянит ветер-листодёр
И, обжигаясь о рябины,
Вздымает гребнем гладь озер.
Ледком позванивают лужи,
Свинцовый давит небосклон.
От первой откупаясь стужи,
Червонцы-листья сыплет клен!
Буянит ветер-листодёр
И, обжигаясь о рябины,
Вздымает гребнем гладь озер.
Ледком позванивают лужи,
Свинцовый давит небосклон.
От первой откупаясь стужи,
Червонцы-листья сыплет клен!
О фронтовых солдатах-запевалах,
Об этих звонких соловьях дорог,
И спето, и написано немало
Хороших песен и душевных строк.
Но нынче мне припомнилось иное –
Снарядов посвист, дымный горизонт,
Сквозь лето фронтовое, грозовое
Шел в Киев санитарный эшелон.
Клонился к долу переспелый колос,
В окне – овсов далекий клин белел.
И в друг в вагоне чей-то мягкий голос
Про очи черные и милый край запел.
Широкий Днепр пахнул прохладой ночи,
Бойцы забыли боль тяжелых ран…
О, как он пел про милый край и очи,
В бою ослепший юный капитан!
Струёю родниковой плыли звуки
Навстречу пашням, утренней заре.
И капитан тихонько трогал руку
Сидевшей рядом юной медсестре.
Не ведал он, что звезды южной ночи
Катились за туманные леса,
Что рядом были ласковые очи,
А в них светилась горькая слеза…
Порой, бывает, сердце сбавит скорость,
Порой, бывает, угодил в беду,
Но, вспомнив капитана чудный голос,
Я, зубы сжав, опять вперед иду.
Об этих звонких соловьях дорог,
И спето, и написано немало
Хороших песен и душевных строк.
Но нынче мне припомнилось иное –
Снарядов посвист, дымный горизонт,
Сквозь лето фронтовое, грозовое
Шел в Киев санитарный эшелон.
Клонился к долу переспелый колос,
В окне – овсов далекий клин белел.
И в друг в вагоне чей-то мягкий голос
Про очи черные и милый край запел.
Широкий Днепр пахнул прохладой ночи,
Бойцы забыли боль тяжелых ран…
О, как он пел про милый край и очи,
В бою ослепший юный капитан!
Струёю родниковой плыли звуки
Навстречу пашням, утренней заре.
И капитан тихонько трогал руку
Сидевшей рядом юной медсестре.
Не ведал он, что звезды южной ночи
Катились за туманные леса,
Что рядом были ласковые очи,
А в них светилась горькая слеза…
Порой, бывает, сердце сбавит скорость,
Порой, бывает, угодил в беду,
Но, вспомнив капитана чудный голос,
Я, зубы сжав, опять вперед иду.
Понравилось бойким ребятам
В тенистом сосновом бору…
Уходит отряд за отрядом
В туристских поход поутру.
Походная песенка гулко
Под кронами сосен звенит.
Устанут – река Барнаулка
Уставших ребят освежит.
А вечер настанет – палатки
Друзья разобьют у костра,
Где яркое пламя в присядку
Пропляшет, лучась, до утра.
В смолисто-сосновом кипенье
Лес, зорькой укрывшись, заснет.
И первая сказка с волненьем
К ребятам в палатку войдёт.
В тенистом сосновом бору…
Уходит отряд за отрядом
В туристских поход поутру.
Походная песенка гулко
Под кронами сосен звенит.
Устанут – река Барнаулка
Уставших ребят освежит.
А вечер настанет – палатки
Друзья разобьют у костра,
Где яркое пламя в присядку
Пропляшет, лучась, до утра.
В смолисто-сосновом кипенье
Лес, зорькой укрывшись, заснет.
И первая сказка с волненьем
К ребятам в палатку войдёт.
Росинки солёного пота
Со лба вытираю платком…
С большой и горячей работой
Давно я по-русски знаком.
И любо мне видеть на стройке
Весною, в осеннюю дрожь,
Как ладно, умело, геройски
Кладет кирпичи, молодежь.
Разъезды, мосты, километры –
Стальная поёт магистраль,
Алтая упругие ветры
Уносят романтиков в даль…
В тайге и горах каменистых
Гудки раздаются слышней,
И зорко глядят машинисты
На звёзды сигнальных огней.
По сердцу нам вихрь созиданья,
Лишь только страна прикажи,
Мы выполним с честью заданье,
Любые возьмём рубежи.
Со лба вытираю платком…
С большой и горячей работой
Давно я по-русски знаком.
И любо мне видеть на стройке
Весною, в осеннюю дрожь,
Как ладно, умело, геройски
Кладет кирпичи, молодежь.
Разъезды, мосты, километры –
Стальная поёт магистраль,
Алтая упругие ветры
Уносят романтиков в даль…
В тайге и горах каменистых
Гудки раздаются слышней,
И зорко глядят машинисты
На звёзды сигнальных огней.
По сердцу нам вихрь созиданья,
Лишь только страна прикажи,
Мы выполним с честью заданье,
Любые возьмём рубежи.
Стала запыленная машина
У забора возле тополей.
Мы встречали нынче из Пекина
Всем совхозом дорогих друзей.
Отдохнув от устали дорожной,
Разговор китайцы завели:
- Как дела в совхозе «Молодежном»,
У безусой гвардии земли?
И просили откровенно, просто
Обо всем подробно рассказать.
Что поведать?
Ведь совхоз – подросток,
Созданный всего лишь год назад.
Но они:
- Ветра в Сибири злые,
Лютая, холодная зима.
Кто построил светлые, большие
Эти вот красивые дома?
Дело рук, конечно, комсомольцев.
И они сказали скромно: - Мы!
В сотнях окон приютилось солнце,
Стекла светом золотым умыв.
Хорошо в квартирах новоселов,
Льется свет сквозь кружево гардин.
Девушки включают радиолы
И пекинцы слушают Пекин.
Вышли в поле.
И друзьям поклоном
Бьет пшеница, весело звенит.
С девушкой, cовхозным агрономом,
Молодой китаец говорит:
- Чем зимою озимь согревали?
Ведь поля у холода в плену.
На какую глубину пахали
Раннею весною целину?
Только слово агроном проронит, -
Быстро ставят в книжечках значки,
А потом с усердием в ладонях
Мнут опять тугие колоски.
И когда в ладонях их не мало
Заискрилось чистого зерна,
Молвили: - Учится к вам послала
Хлеб растить далекая страна.
Засияли комсомольцев лица,
Кто-то от волнения произнес:
- С этою пшеницею в столицу
Осенью поедет наш совхоз…
Самолет госхозовцев счастливых
Уносил стремительно в Пекин…
Как у нас им виделись разливы
Хлебных нив на пустоте равнин.
У забора возле тополей.
Мы встречали нынче из Пекина
Всем совхозом дорогих друзей.
Отдохнув от устали дорожной,
Разговор китайцы завели:
- Как дела в совхозе «Молодежном»,
У безусой гвардии земли?
И просили откровенно, просто
Обо всем подробно рассказать.
Что поведать?
Ведь совхоз – подросток,
Созданный всего лишь год назад.
Но они:
- Ветра в Сибири злые,
Лютая, холодная зима.
Кто построил светлые, большие
Эти вот красивые дома?
Дело рук, конечно, комсомольцев.
И они сказали скромно: - Мы!
В сотнях окон приютилось солнце,
Стекла светом золотым умыв.
Хорошо в квартирах новоселов,
Льется свет сквозь кружево гардин.
Девушки включают радиолы
И пекинцы слушают Пекин.
Вышли в поле.
И друзьям поклоном
Бьет пшеница, весело звенит.
С девушкой, cовхозным агрономом,
Молодой китаец говорит:
- Чем зимою озимь согревали?
Ведь поля у холода в плену.
На какую глубину пахали
Раннею весною целину?
Только слово агроном проронит, -
Быстро ставят в книжечках значки,
А потом с усердием в ладонях
Мнут опять тугие колоски.
И когда в ладонях их не мало
Заискрилось чистого зерна,
Молвили: - Учится к вам послала
Хлеб растить далекая страна.
Засияли комсомольцев лица,
Кто-то от волнения произнес:
- С этою пшеницею в столицу
Осенью поедет наш совхоз…
Самолет госхозовцев счастливых
Уносил стремительно в Пекин…
Как у нас им виделись разливы
Хлебных нив на пустоте равнин.
Омск, до встречи.
Скажу, дружище просто,
Лечу сегодня к Иртышу на юг.
«Приветная»* тепло встречает гостя,
Как в новом доме закадычный друг.
…Две строчки рельс
Бегут степным раздольем,
Упругий ветер хлещет тепловоз.
Я вздрогнул… вижу, как шагнул со взгорья
Через Иртыш стальной красавец-мост!
Да, он шагнул,
Шагнул молодцевато,
Соединив два «берега» на века…
Недаром величали здесь ребята
Себя потомками героев Ермака!
*Название новой станции на Средсибе.
Скажу, дружище просто,
Лечу сегодня к Иртышу на юг.
«Приветная»* тепло встречает гостя,
Как в новом доме закадычный друг.
…Две строчки рельс
Бегут степным раздольем,
Упругий ветер хлещет тепловоз.
Я вздрогнул… вижу, как шагнул со взгорья
Через Иртыш стальной красавец-мост!
Да, он шагнул,
Шагнул молодцевато,
Соединив два «берега» на века…
Недаром величали здесь ребята
Себя потомками героев Ермака!
*Название новой станции на Средсибе.
Берега песчаную полоску
Бьет вода зеленою волной.
Треплет ветер русскую прическу
Девушке над ясною рекой.
Щеголяя зеленью наряда,
Загляделись в воду тальники.
В синем небе, словно на параде,
Куролесят чайки-ястребки.
Белокрылым выпало заданье
С веским предписанием «секрет» -
Охранять на берегу свиданье
Сероглазой в восемнадцать лет…
Девушка, подобно легкой чайке,
Чуть подпрыгнув, ринется в полет.
Полы белоснежной разлетайки –
Крылья удивительных высот.
Но у ней совсем земные планы.
Что ей делать в синей вышине?
С юношей прибрежною поляной
Хочется пройтись наедине.
Милые ромашковые путы!
Не уйти до утренней росы…
Только очень медленно минуты
Отбивают на руке часы.
И поляны без дружка не любы;
И уже, как будто бы грозя,
Шепчут ее розовые губы:
- Вот уйду; опаздывать нельзя.
Почему ты в час заветный не был,
Где сбегают к речке тальники?
Тишина…
Над головою в небе
Куролесят чайки-ястребки!
Бьет вода зеленою волной.
Треплет ветер русскую прическу
Девушке над ясною рекой.
Щеголяя зеленью наряда,
Загляделись в воду тальники.
В синем небе, словно на параде,
Куролесят чайки-ястребки.
Белокрылым выпало заданье
С веским предписанием «секрет» -
Охранять на берегу свиданье
Сероглазой в восемнадцать лет…
Девушка, подобно легкой чайке,
Чуть подпрыгнув, ринется в полет.
Полы белоснежной разлетайки –
Крылья удивительных высот.
Но у ней совсем земные планы.
Что ей делать в синей вышине?
С юношей прибрежною поляной
Хочется пройтись наедине.
Милые ромашковые путы!
Не уйти до утренней росы…
Только очень медленно минуты
Отбивают на руке часы.
И поляны без дружка не любы;
И уже, как будто бы грозя,
Шепчут ее розовые губы:
- Вот уйду; опаздывать нельзя.
Почему ты в час заветный не был,
Где сбегают к речке тальники?
Тишина…
Над головою в небе
Куролесят чайки-ястребки!
Прошел буран по тихим селам,
И день осенний посветлел,
А нежным кленам-новоселам
Кухлянки пышные надел,
На хвое звонкой и студеной
Зажег огней бодрящий рой
И первый к ленте стадиона
Пришел дорожкой ледяной.
И вот уже участник кросса
Проходит сосняком седым;
Нетронутую снега россыпь
Черкнули лыжные следы.
Глаза снежок щекочет хрусткий.
Даль – горностаевый покой.
Как хорошо встречаться с русской,
Очаровательной зимой.
И день осенний посветлел,
А нежным кленам-новоселам
Кухлянки пышные надел,
На хвое звонкой и студеной
Зажег огней бодрящий рой
И первый к ленте стадиона
Пришел дорожкой ледяной.
И вот уже участник кросса
Проходит сосняком седым;
Нетронутую снега россыпь
Черкнули лыжные следы.
Глаза снежок щекочет хрусткий.
Даль – горностаевый покой.
Как хорошо встречаться с русской,
Очаровательной зимой.
- Я - за Пакт. Другого нет решенья.
Машинист склонился над столом,
Подписал страницу Обращенья, -
Выруби, попробуй, топором.
Пламенеет подпись – росчерк сердца.
Белый дом тревогою объят.
Но светлеют лица у корейцев,
Безмятежно в Праге дети спят.
Машинист склонился над столом,
Подписал страницу Обращенья, -
Выруби, попробуй, топором.
Пламенеет подпись – росчерк сердца.
Белый дом тревогою объят.
Но светлеют лица у корейцев,
Безмятежно в Праге дети спят.
Из рощицы, что с Волгой рядом,
Кометы взвыли до небес.
В сорок втором, под Сталинградом,
Узнал я тайну букв РС.
Следил, отрывая взгляда,
Прося: «Комбат, еще сыграй!»
А реактивные снаряды
Жгли у врага передний край.
И напрочь робость отходила,
Шутил с бойцами офицер:
- Там огонька на всех хватило,
Кто злобно брал нас на прицел!
Отогревались наши души,
Когда РС фашистов жгли,
Не зря так ласково – «Катюши»
Бойцы те пушки нарекли.
Кометы взвыли до небес.
В сорок втором, под Сталинградом,
Узнал я тайну букв РС.
Следил, отрывая взгляда,
Прося: «Комбат, еще сыграй!»
А реактивные снаряды
Жгли у врага передний край.
И напрочь робость отходила,
Шутил с бойцами офицер:
- Там огонька на всех хватило,
Кто злобно брал нас на прицел!
Отогревались наши души,
Когда РС фашистов жгли,
Не зря так ласково – «Катюши»
Бойцы те пушки нарекли.
Празднично.
Рубцовск устроил встречу
Первому индийскому премьеру.
И, не зная нашей звонкой речи,
Все понял без перевода Неру.
Рубцовчане
Искренними были,
Ласковый привет сиял во взорах
И сверкало над автомобилем
Радуга – цветов алтайских флора.
Я не знаю,
Может в самом деле,
Говорят, виднелась эта радуга
И в Бомбее, и в прекрасном Дели,
Все сердца индусов счастьем радуя!
Рубцовск устроил встречу
Первому индийскому премьеру.
И, не зная нашей звонкой речи,
Все понял без перевода Неру.
Рубцовчане
Искренними были,
Ласковый привет сиял во взорах
И сверкало над автомобилем
Радуга – цветов алтайских флора.
Я не знаю,
Может в самом деле,
Говорят, виднелась эта радуга
И в Бомбее, и в прекрасном Дели,
Все сердца индусов счастьем радуя!
На наших нивах плодородных,
Где даль безбрежна и ясна,
Посеяли мы не сегодня
Великой дружбы семена.
Ещё во тьме средневековья,
Покинув северный причал,
Сын нашей Родины с любовью
Индусам руку пожимал.
Он приглашал по-русски, просто,
Давая верности зарок,
На мирный пир индусов в гости
В гостеприимный городок.
С тех лет не позабыли следа
Друзья до древнего Кремля.
За пять веков могли изведать,
Чем дышит русская земля.
Мы в дни октябрьского рассвета
Сказали веским языком:
Россия будет на планете
Для мира мирным маяком.
Всем угнетателям – проклятье,
Друзей всегда зовём к себе.
Индусы нам по духу братья,
По смелой праведной борьбе.
И вновь сынов страны жемчужной,
Что к нам вступили на порог,
Встречает теплый ветер дружбы,
Степной алтайский ветерок.
Весна, казалось, южной стала,
Струясь лазурью с высоты,
Ручонками детей вручала
Полей пахучие цветы.
Не на засовах были двери
И не за каменной стеной.
Друзьям индийским сердцем верим:
Идут к нам чистою душой.
Зерносовхоз. Простой рабочий.
В висках – дыминки седины.
Вручает бережно мешочек
Семян с алтайской целины.
Он верит – в Индии свободной,
Как и в былые времена,
Взрастут на ниве плодородной
Великой дружбы семена.
Где даль безбрежна и ясна,
Посеяли мы не сегодня
Великой дружбы семена.
Ещё во тьме средневековья,
Покинув северный причал,
Сын нашей Родины с любовью
Индусам руку пожимал.
Он приглашал по-русски, просто,
Давая верности зарок,
На мирный пир индусов в гости
В гостеприимный городок.
С тех лет не позабыли следа
Друзья до древнего Кремля.
За пять веков могли изведать,
Чем дышит русская земля.
Мы в дни октябрьского рассвета
Сказали веским языком:
Россия будет на планете
Для мира мирным маяком.
Всем угнетателям – проклятье,
Друзей всегда зовём к себе.
Индусы нам по духу братья,
По смелой праведной борьбе.
И вновь сынов страны жемчужной,
Что к нам вступили на порог,
Встречает теплый ветер дружбы,
Степной алтайский ветерок.
Весна, казалось, южной стала,
Струясь лазурью с высоты,
Ручонками детей вручала
Полей пахучие цветы.
Не на засовах были двери
И не за каменной стеной.
Друзьям индийским сердцем верим:
Идут к нам чистою душой.
Зерносовхоз. Простой рабочий.
В висках – дыминки седины.
Вручает бережно мешочек
Семян с алтайской целины.
Он верит – в Индии свободной,
Как и в былые времена,
Взрастут на ниве плодородной
Великой дружбы семена.
Не из вагона мил мне блеск реки,
Не из окна каюты теплохода.
Влюбилось сердце в солнце и пески,
А мускулы – в большие переходы.
Приобский лес, -
Дорога далека.
И комары нещадно атакуют…
Мы отдохнем в заоблачных лугах,
В березниках, где косачи тоскуют.
Приветлив кедрача басок густой,
На косогоре длинных теней груды.
Шалаш охотничий пускает на постой.
Здесь наш приют.
Здесь ужинать мы будем.
Лесная глушь.
Еловый дым костра.
Ни шороха.
Тревожны птичьи крики, -
Тайменьи заповедные места,
Елани искр душистой земляники…
Не из окна каюты теплохода.
Влюбилось сердце в солнце и пески,
А мускулы – в большие переходы.
Приобский лес, -
Дорога далека.
И комары нещадно атакуют…
Мы отдохнем в заоблачных лугах,
В березниках, где косачи тоскуют.
Приветлив кедрача басок густой,
На косогоре длинных теней груды.
Шалаш охотничий пускает на постой.
Здесь наш приют.
Здесь ужинать мы будем.
Лесная глушь.
Еловый дым костра.
Ни шороха.
Тревожны птичьи крики, -
Тайменьи заповедные места,
Елани искр душистой земляники…
Гостям-туристам
Из-за Океана
Пшеничный наш
Егорьевский район,
Как полагается,
Отвесил утром рано
Гостеприимства
Искренний поклон.
И на поклон
Ответил мило Запад
Изящным жестом
Шестерых мужчин…
Поплыли в степь
Велюровые шляпы
И серые –
Хрустящие плащи.
И было чем
Егорьевцам гордится:
- Вот наши клубы,
Детские сады,
Разливы спелой
Золотой пшеницы,
Домов колхозных
Новые ряды!
И гости
Улыбалися учтиво,
Закрыв от взглядов
Шляпами глаза.
Но вот сверкнули
Стекла объективов,
И выплыл адрес:
«Made In USA»
Схватила пленка
С окнами косыми
Избенку с закопченною трубой…
Пускай берет
Вчерашний день России
На родину
Далекую с собой!
Сияло солнце,
Над пшеницей громко
Девчат счастливых
Плыли голоса.
И только в шляпах
Серые потёмки
Бродили с маркой
«Made In USA»
Из-за Океана
Пшеничный наш
Егорьевский район,
Как полагается,
Отвесил утром рано
Гостеприимства
Искренний поклон.
И на поклон
Ответил мило Запад
Изящным жестом
Шестерых мужчин…
Поплыли в степь
Велюровые шляпы
И серые –
Хрустящие плащи.
И было чем
Егорьевцам гордится:
- Вот наши клубы,
Детские сады,
Разливы спелой
Золотой пшеницы,
Домов колхозных
Новые ряды!
И гости
Улыбалися учтиво,
Закрыв от взглядов
Шляпами глаза.
Но вот сверкнули
Стекла объективов,
И выплыл адрес:
«Made In USA»
Схватила пленка
С окнами косыми
Избенку с закопченною трубой…
Пускай берет
Вчерашний день России
На родину
Далекую с собой!
Сияло солнце,
Над пшеницей громко
Девчат счастливых
Плыли голоса.
И только в шляпах
Серые потёмки
Бродили с маркой
«Made In USA»
Комбайнер садит под окном березки,
Потом хлопочет у цветочных гряд
И вдохновенно, словно Маяковский,
Читает вслух: «Здесь будет город-сад».
Двухлетие отпраздновано в марте
Совхоза комсомольского «Заря».
А он ещё не нанесён на карты.
Обидно всем, по правде говоря.
Есть у совхоза адрес очень точный,
И день-деньской от утренней зари
Вязанки писем срочных и не срочных
Приносят новоселам почтари.
Пропитан песнями степной алтайский воздух,
Пронизан электрическим огнём.
По-дружески подмигивают звёзды
Влюбленным новоселам над прудом.
Хорошая растёт в степи пшеница
Что колосок, то пригоршня зерна…
И выдаёт на выставку в столицу
Путевки комсомольцам целина.
Географы, хотя бы объяснились,
Сказав чистосердечным языком,
За что совхозу выпала немилость
На карте белым выглядеть пятном.
Потом хлопочет у цветочных гряд
И вдохновенно, словно Маяковский,
Читает вслух: «Здесь будет город-сад».
Двухлетие отпраздновано в марте
Совхоза комсомольского «Заря».
А он ещё не нанесён на карты.
Обидно всем, по правде говоря.
Есть у совхоза адрес очень точный,
И день-деньской от утренней зари
Вязанки писем срочных и не срочных
Приносят новоселам почтари.
Пропитан песнями степной алтайский воздух,
Пронизан электрическим огнём.
По-дружески подмигивают звёзды
Влюбленным новоселам над прудом.
Хорошая растёт в степи пшеница
Что колосок, то пригоршня зерна…
И выдаёт на выставку в столицу
Путевки комсомольцам целина.
Географы, хотя бы объяснились,
Сказав чистосердечным языком,
За что совхозу выпала немилость
На карте белым выглядеть пятном.
Песня к песне,
То плывет, то тает,
Прославляет новых улиц лоск.
Хороша ты, молодость Алтая,
Социалистический Рубцовск.
Степь не в силах удержать в объятьях.
Юный город, что стремится ввысь
На бульварах и садах, как братья,
Яблони и клены обнялись.
Степь раздвинув богатырски, властно.
Он поднялся счастьем для людей.
Радостные слушаем согласный
Ровный гул рубцовских площадей.
Город бравый, ветровой, упорный,
Славит песнею пшеничный океан,
Тракторный мотор рокочет ровно,
В нем частица сердца рубцовчан.
То плывет, то тает,
Прославляет новых улиц лоск.
Хороша ты, молодость Алтая,
Социалистический Рубцовск.
Степь не в силах удержать в объятьях.
Юный город, что стремится ввысь
На бульварах и садах, как братья,
Яблони и клены обнялись.
Степь раздвинув богатырски, властно.
Он поднялся счастьем для людей.
Радостные слушаем согласный
Ровный гул рубцовских площадей.
Город бравый, ветровой, упорный,
Славит песнею пшеничный океан,
Тракторный мотор рокочет ровно,
В нем частица сердца рубцовчан.
Последний государственный экзамен
Отлично сдан, волненьям вопреки.
Сегодня в зале, убранном цветами,
На вечер собрались выпускники.
Сегодня каждый радостен и весел,
Сегодня чувства не скрывают тут.
Мелодиями задушевных песен
Наполнился любимый институт.
Пускай давно все хорошо знакомы,
Но нынче стали ближе и родней.
У нас в руках заветные дипломы,
И входим мы в семью учителей.
*(А в этот час банкиры-супостаты
Наш светлый мир пытаются взорвать
Студентам не дипломы, - автоматы
Вручают китаянок убивать).
Вот почему сегодня вместе с вами,
Беря диплом взволнованно, друзья,
Я говорю сердечными словами:
«Тебе спасибо, Родина моя!»
*В поздней редакции
Отлично сдан, волненьям вопреки.
Сегодня в зале, убранном цветами,
На вечер собрались выпускники.
Сегодня каждый радостен и весел,
Сегодня чувства не скрывают тут.
Мелодиями задушевных песен
Наполнился любимый институт.
Пускай давно все хорошо знакомы,
Но нынче стали ближе и родней.
У нас в руках заветные дипломы,
И входим мы в семью учителей.
*(А в этот час банкиры-супостаты
Наш светлый мир пытаются взорвать
Студентам не дипломы, - автоматы
Вручают китаянок убивать).
Вот почему сегодня вместе с вами,
Беря диплом взволнованно, друзья,
Я говорю сердечными словами:
«Тебе спасибо, Родина моя!»
*В поздней редакции
Лавине огня и металла
Не ждали фашисты преград,
Но Родина нам приказала
В боях отстоять Сталинград.
Солдаты-юнцы и седые –
Единый ей дали ответ:
— Без Волги для нас нет России,
За Волгою жизни нам нет.
Стрелки, пушкари и танкисты,
Как клятву писали в партком:
«Хочу воевать коммунистом,
Не дрогну в сраженье любом».
И били врага без пощады
У матушки Волги-реки,
Пускали в работу приклады,
Когда притуплялись штыки.
Расправясь сурово с врагами,
Он знаменем стал для солдат,
В строю до Победы был с нами
Бессмертный герой Сталинград.
Не ждали фашисты преград,
Но Родина нам приказала
В боях отстоять Сталинград.
Солдаты-юнцы и седые –
Единый ей дали ответ:
— Без Волги для нас нет России,
За Волгою жизни нам нет.
Стрелки, пушкари и танкисты,
Как клятву писали в партком:
«Хочу воевать коммунистом,
Не дрогну в сраженье любом».
И били врага без пощады
У матушки Волги-реки,
Пускали в работу приклады,
Когда притуплялись штыки.
Расправясь сурово с врагами,
Он знаменем стал для солдат,
В строю до Победы был с нами
Бессмертный герой Сталинград.
Когда над седым Петроградом
Заря Октября занялась
И всем угнетенным на радость
Свою утвердили мы власть,
И в Смольном, лишь ночь миновала,
И брызнул горячий рассвет,
Рукой Ильича подписала
Россия о мире декрет.
С тех пор грозовых непреклонно,
До наших сверкающих лет
Великую битву ведем мы
За счастье и мир на земле.
И в каждой советской квартире,
Где к жизни любовь горяча,
Слова о труде и о мире
Волнующей песней звучат.
Я рад этой солнечной песне,
Что днем и на росной заре
Все выше летит в поднебесье,
Взяв силу для крыл в Октябре!
Заря Октября занялась
И всем угнетенным на радость
Свою утвердили мы власть,
И в Смольном, лишь ночь миновала,
И брызнул горячий рассвет,
Рукой Ильича подписала
Россия о мире декрет.
С тех пор грозовых непреклонно,
До наших сверкающих лет
Великую битву ведем мы
За счастье и мир на земле.
И в каждой советской квартире,
Где к жизни любовь горяча,
Слова о труде и о мире
Волнующей песней звучат.
Я рад этой солнечной песне,
Что днем и на росной заре
Все выше летит в поднебесье,
Взяв силу для крыл в Октябре!
Придет пора, ты станешь дедом
И в звездный вечер в тишине
Любимцу-внуку – непоседе
Расскажешь правду о войне.
Листая в памяти, как в книге,
Страницы жизни фронтовой,
Припомнишь дым кварталов Риги,
Ноябрь железный под Москвой.
И в шубке беличьей ребенка
На окровавленном снегу…
Снарядов посвист, дождь осколков,
Удар гвардейский по врагу…
Когда в кровать внучонок ляжет
И в комнате потушат свет,
Он, засыпая, нежно скажет:
- Как много сказок знает дед…
В полях, в саду проснутся птицы
И отпылает свет зари,
А мальчику всё будут сниться
Советские богатыри!
И в звездный вечер в тишине
Любимцу-внуку – непоседе
Расскажешь правду о войне.
Листая в памяти, как в книге,
Страницы жизни фронтовой,
Припомнишь дым кварталов Риги,
Ноябрь железный под Москвой.
И в шубке беличьей ребенка
На окровавленном снегу…
Снарядов посвист, дождь осколков,
Удар гвардейский по врагу…
Когда в кровать внучонок ляжет
И в комнате потушат свет,
Он, засыпая, нежно скажет:
- Как много сказок знает дед…
В полях, в саду проснутся птицы
И отпылает свет зари,
А мальчику всё будут сниться
Советские богатыри!
Не нужно дни подсчитывать на счётах –
Полмесяца и Таня агроном
Давно сданы профессору зачёты,
Осталось только защитить диплом.
Но всё равно, пусть дорога минута,
Как хорошо усевшись на кровать,
Пока ещё студенткой института
О будущем немного помечтать.
А будущее…?
Ясный день июльский.
В прославленную песней Кулунду
Привозит Таню поезд барнаульский.
Степная даль вся сразу на виду.
Не практиканткой,
А хозяйкой тронет
Земли целинной черноземный пласт.
И от пшеницы солнечной в районе
Не отведут сельчане ясных глаз.
Правление…
Минута беспокойства,
Не скрыть его от любопытных глаз.
Вот с председателем короткое знакомство:
- Товарищ агроном, мы очень ждали вас.
Татьяна Павловна, и земли тоже ждали,
Вы к нам приехали и, верю, навсегда?..
Глаза веселые счастливо заблистали,
Промолвила решительное: - Да!
И улыбнулась:
- Ну и размечталась.
Склонилась вновь над письменным столом,
Заря вечерняя с небес в окно вливалась,
Весенним обдавая сквозняком!
Быть может нынче Таня не заметит
Вот этой предвечерней красоты.
Ей помогает кулундинский ветер
Листать конспекта тонкие листы!
Полмесяца и Таня агроном
Давно сданы профессору зачёты,
Осталось только защитить диплом.
Но всё равно, пусть дорога минута,
Как хорошо усевшись на кровать,
Пока ещё студенткой института
О будущем немного помечтать.
А будущее…?
Ясный день июльский.
В прославленную песней Кулунду
Привозит Таню поезд барнаульский.
Степная даль вся сразу на виду.
Не практиканткой,
А хозяйкой тронет
Земли целинной черноземный пласт.
И от пшеницы солнечной в районе
Не отведут сельчане ясных глаз.
Правление…
Минута беспокойства,
Не скрыть его от любопытных глаз.
Вот с председателем короткое знакомство:
- Товарищ агроном, мы очень ждали вас.
Татьяна Павловна, и земли тоже ждали,
Вы к нам приехали и, верю, навсегда?..
Глаза веселые счастливо заблистали,
Промолвила решительное: - Да!
И улыбнулась:
- Ну и размечталась.
Склонилась вновь над письменным столом,
Заря вечерняя с небес в окно вливалась,
Весенним обдавая сквозняком!
Быть может нынче Таня не заметит
Вот этой предвечерней красоты.
Ей помогает кулундинский ветер
Листать конспекта тонкие листы!
Ты не поехала со мною на Алтай,
Моим решением осталась недовольна.
Не «до свиданья» я сказал, - «прощай»,
Хотя мне было больно, очень больно.
Томительно тянулись дни в купе.
Не разговаривая с новыми друзьями,
Усевшись в угол, думал о тебе,
Глядел на фотографию часами.
Когда под мерный перестук колес
Во сне ты ворковала мне про счастье,
Я трогал бережно волну твоих волос
И маленькие руки у запястья.
Сейчас весна.
Зарю сведя с зарей,
Приятно думать: «Славно день окончен»,
Потом идти дорожкой полевой
В свой новый домик, - тракторный вагончик.
И, сквозняковой свежестью дыша
С летучей примесью кавказского бензина,
Душою чувствуешь: раздольна, хороша
Алтайская целинная равнина!
О прошлом разучился горевать
И не гляжу на карточку в волненьи.
А ты, наверное, все ходишь танцевать
С приколотою в волосы сиренью.
Но там, где яблони по-братски обнялись,
Вдруг обо мне тебя приятель спросит?
Характерами, скажешь, не сошлись,
От глаз небрежно прядь волос отбросив.
А помнишь ли: пока путевку мне
Еще в райкоме нашем не вручали,
Мы непременно, нынче ж по весне
Супругами с тобою стать мечтали.
Я счастлив,
Что сказал тебе «Прощай»,
А ты: «Характер твой мне не подходит»,
А то б теперь сиди да сочиняй
В газету объявленье о разводе!
Моим решением осталась недовольна.
Не «до свиданья» я сказал, - «прощай»,
Хотя мне было больно, очень больно.
Томительно тянулись дни в купе.
Не разговаривая с новыми друзьями,
Усевшись в угол, думал о тебе,
Глядел на фотографию часами.
Когда под мерный перестук колес
Во сне ты ворковала мне про счастье,
Я трогал бережно волну твоих волос
И маленькие руки у запястья.
Сейчас весна.
Зарю сведя с зарей,
Приятно думать: «Славно день окончен»,
Потом идти дорожкой полевой
В свой новый домик, - тракторный вагончик.
И, сквозняковой свежестью дыша
С летучей примесью кавказского бензина,
Душою чувствуешь: раздольна, хороша
Алтайская целинная равнина!
О прошлом разучился горевать
И не гляжу на карточку в волненьи.
А ты, наверное, все ходишь танцевать
С приколотою в волосы сиренью.
Но там, где яблони по-братски обнялись,
Вдруг обо мне тебя приятель спросит?
Характерами, скажешь, не сошлись,
От глаз небрежно прядь волос отбросив.
А помнишь ли: пока путевку мне
Еще в райкоме нашем не вручали,
Мы непременно, нынче ж по весне
Супругами с тобою стать мечтали.
Я счастлив,
Что сказал тебе «Прощай»,
А ты: «Характер твой мне не подходит»,
А то б теперь сиди да сочиняй
В газету объявленье о разводе!
Не забыть горячего июля
И небес высоких чистоту…
Паренек заочно в Барнауле
Нынче летом кончил институт.
Он экзаменом своим доволен –
Получил с отличием диплом.
И работать будет в средней школе
В Кулунде, в районе Ключевском.
В общежитье вечером с друзьями
Разговор о школе до поздна,
А уснет – опять перед глазами
Тихая степная сторона…
Прочно упакованы конспекты…
Завтра на рассвете в дальний путь,
А сегодня Ленинским проспектом
С русою подругою идут.
Хорошо учителю с ней вместе,
Веет вечер лаской и теплом;
В сумочке у девушки-невесты
Агронома новенький диплом
Не страшны им бури и ненастье –
Для больших свершений дан разбег.
И ведет их к солнечному счастью
Ленинский сверкающий проспект!
И небес высоких чистоту…
Паренек заочно в Барнауле
Нынче летом кончил институт.
Он экзаменом своим доволен –
Получил с отличием диплом.
И работать будет в средней школе
В Кулунде, в районе Ключевском.
В общежитье вечером с друзьями
Разговор о школе до поздна,
А уснет – опять перед глазами
Тихая степная сторона…
Прочно упакованы конспекты…
Завтра на рассвете в дальний путь,
А сегодня Ленинским проспектом
С русою подругою идут.
Хорошо учителю с ней вместе,
Веет вечер лаской и теплом;
В сумочке у девушки-невесты
Агронома новенький диплом
Не страшны им бури и ненастье –
Для больших свершений дан разбег.
И ведет их к солнечному счастью
Ленинский сверкающий проспект!
Машина стала.
Отзвенели ветры.
Шофер сказал:
- Вот эта целина.
Лежит она на сотни километров,
Не зная вкуса хлебного зерна.
На жухлом ковыле белоголовом
Качались крылья утренней зари.
Наверное отсюда к Васнецову
Сошли на полотно богатыри!
Отзвенели ветры.
Шофер сказал:
- Вот эта целина.
Лежит она на сотни километров,
Не зная вкуса хлебного зерна.
На жухлом ковыле белоголовом
Качались крылья утренней зари.
Наверное отсюда к Васнецову
Сошли на полотно богатыри!
Чистым снегом яблони одеты
В городском завьюженном саду.
По аллеям шалунишки-дети
Целый день катаются на льду.
Целый день веселый звон металла
Высветленной стороной летит.
За юнцами Ленин с пьедестала,
Улыбаясь, ласково следит.
Мальчуган розовощекий, смелый,
Наклонясь решительно вперед,
С головы до ног заиндевелый
Длинным шагом режет звонкий лёд.
И за ним, как ласточка в полёте,
Девушка торжественно светла.
С ветерком прошлась на повороте,
В даль аллеи бойко уплыла.
Я глядел на Ленина. Казалось,
Вот сейчас, степенный и простой,
Он шагнёт к ребятам с пьедестала
На каток веселый городской.
В городском завьюженном саду.
По аллеям шалунишки-дети
Целый день катаются на льду.
Целый день веселый звон металла
Высветленной стороной летит.
За юнцами Ленин с пьедестала,
Улыбаясь, ласково следит.
Мальчуган розовощекий, смелый,
Наклонясь решительно вперед,
С головы до ног заиндевелый
Длинным шагом режет звонкий лёд.
И за ним, как ласточка в полёте,
Девушка торжественно светла.
С ветерком прошлась на повороте,
В даль аллеи бойко уплыла.
Я глядел на Ленина. Казалось,
Вот сейчас, степенный и простой,
Он шагнёт к ребятам с пьедестала
На каток веселый городской.
Шла поляной она
Травянистой, пахучей и росной.
От прохлады речной
Становилось на сердце светлей.
И слагали ей сказки
Медностволые сосны,
Нежно кроны склоня, расступаясь пред ней.
И метелью черемуха осыпала лицо человека,
И тянулись к ней в руки лесные цветы,
И на их лепестках,
Как слезинки на девичьих веках,
Буйным светом искрились
Капли вечной земной красоты.
И девочке открылись
Чудесной невиданной новью
Росный блеск, заозерных полянок трава.
И наполнилось сердце
К земле негасимой любовью,
И струею вливалось к ней в сердце
Небес синева.
Плыл над Обью рассвет
Бледно-розовой дымкой акаций,
Арка-радуга трактора пропускала вдали.
И подруга узнала:
В ракете легко оторваться,
Только сердце – нельзя,
Нет, нельзя оторваться от Земли!
Травянистой, пахучей и росной.
От прохлады речной
Становилось на сердце светлей.
И слагали ей сказки
Медностволые сосны,
Нежно кроны склоня, расступаясь пред ней.
И метелью черемуха осыпала лицо человека,
И тянулись к ней в руки лесные цветы,
И на их лепестках,
Как слезинки на девичьих веках,
Буйным светом искрились
Капли вечной земной красоты.
И девочке открылись
Чудесной невиданной новью
Росный блеск, заозерных полянок трава.
И наполнилось сердце
К земле негасимой любовью,
И струею вливалось к ней в сердце
Небес синева.
Плыл над Обью рассвет
Бледно-розовой дымкой акаций,
Арка-радуга трактора пропускала вдали.
И подруга узнала:
В ракете легко оторваться,
Только сердце – нельзя,
Нет, нельзя оторваться от Земли!
Не забуду интересный случай,
Пережитый нынешней весной.
Я себя так ревностью измучил.
Друг хороший был соперник мой.
А виной – сокурсница Анюта.
Чем же нас она с ума свела?
Вроде бы ученьем в институте
Девушка хвалиться не могла.
Но зато пшеничным цветом косы
Отливали на её плечах.
И синели солнечные плёсы
У Анюты в голубых глазах.
После лекций мы втроём гуляли
В Барнаульском ленточном бору,
Вместе и билеты покупали
Посмотреть футбольную игру.
И в кино ходили тоже вместе.
Но однажды я дружку сказал:
- Ты к чужой присватался невесте.
Было б лучше, если б ты отстал.
Мне дружок с досадою излишней
Выпалил: - Оставь свои мечты,
Потому, что ежедневно лишний,
Третий лишний это, друг мой, ты.
А Анюта, выслушав всё это,
Молвила решительно: - Друзья!
Коли лишних среди вас здесь нету,
Значит буду третьей лишней я!
Пережитый нынешней весной.
Я себя так ревностью измучил.
Друг хороший был соперник мой.
А виной – сокурсница Анюта.
Чем же нас она с ума свела?
Вроде бы ученьем в институте
Девушка хвалиться не могла.
Но зато пшеничным цветом косы
Отливали на её плечах.
И синели солнечные плёсы
У Анюты в голубых глазах.
После лекций мы втроём гуляли
В Барнаульском ленточном бору,
Вместе и билеты покупали
Посмотреть футбольную игру.
И в кино ходили тоже вместе.
Но однажды я дружку сказал:
- Ты к чужой присватался невесте.
Было б лучше, если б ты отстал.
Мне дружок с досадою излишней
Выпалил: - Оставь свои мечты,
Потому, что ежедневно лишний,
Третий лишний это, друг мой, ты.
А Анюта, выслушав всё это,
Молвила решительно: - Друзья!
Коли лишних среди вас здесь нету,
Значит буду третьей лишней я!
*В поздней редакции
Связь с автором сайта:
